служебное разбирательство, ей – подозрение или соучастие в убийстве. У меня

ограниченный срок расследования, Майкл. Шеф уже предупредил. Раньше времени ему на

глаза показываться нельзя. Сведения тоже придется подать с задержкой. Ситуация не

позволяет мне подключить других официальных лиц. А тут еще эта записка!

– Успокойся, Джон. Эта записка подождет, – сказал Майкл.

– Согласен, подождет. Тогда, если не возражаешь, займемся ее автором, – сказал Джон,

будто все решал Майкл.

Джон расплатился с барменом, и они вошли в игорный зал.

Здесь, как и должно, оживленно, сосредоточенно, праздно. На небольшой сцене под

томную сексуальную мелодию выкручивает пируэт танцовщица. Цветомузыкальные

прожекторы неожиданно изменяют цвет наряда исполнительницы.

Их встретил работник клуба в голубом форменном костюме с черными окантовками на

лацканах и манжетах.

– Господа?

– Нам твоего хозяина, дружок.

– Прошу за мной, господа, – пригласил работник элегантным жестом.

Они прошли через зал по служебному проходу на второй этаж в гостиную, а скорее,

офис с широкими окнами, тремя мягкими креслами, большого размера журнальным

27

столом, несколькими расставленными в разных местах стульями, в углах и посередине

бочками в полуметровую высоту с экзотическими растениями, рабочим столом. Свет

уходящего дня приглушенно проникал сквозь жалюзи. Прохладно. За столом в

комфортабельном кресле покоился не в меру упитанный человек. Его добродушное с

маленькими глазками лицо светилось улыбкой. Он привстал навстречу гостям:

– Рад вашему приходу, господа. Присаживайтесь, – тонким женским голосом

проговорил Бассетт, – коньяк, Сайдакар*, кофе?

– Можно коньяк, – Джон разместился в кресле, взял сигару из коробки лежащей на

столе.

Майкл сел рядом. Бассетт незаметно кивнул молодому человеку, стоящему у входа.

Тот вышел и сразу же на его месте появился второй, ни одеждой, ни внешностью не

отличающийся от первого.

Очень быстро вошел официант с подносом – маленькими стаканчиками коньяка и

бокалами ледяной воды. Бассетт, пристально посмотрев на гостей, спросил:

– Инспектор, чем обязан? Хотя догадываюсь, о чем пойдет речь.

– Вы совершенно правы, Пол. Именно о том, о чем догадываетесь. Меня и моего

коллегу по расследованию интересует ваш бывший работник Клод. Что вы можете сказать

по этому поводу?

– Жаль беднягу. Было бы из-за чего.

– Нет, мистер Бассетт, вы меня не поняли. Я не о самоубийстве. Речь пойдет об

убийстве Клода.

Лицо Пола Бассетта никак не изменилось, чего не ожидал Джон. Наоборот, Пол принял

сообщение с заведомо спокойной реакцией осведомленного человека. Усевшись поудобней

в кресле, он закурил, и некоторое время молча что-то обдумывал. – Что же вы полагаете,

мистер Конрад, мне моя шкура безразлична? – наконец спросил он.

Джон пожал плечами. Такой откровенности независимого общения со стороны Пола он

не предполагал, хотя мог бы встретить и вполне морально оправданный отпор.

– Вы скажете «верно». Так вот, Джон, из уважения к вам и еще по очень личным

причинам я, вместо ответа, помогу вам немаловажным советом, в чем я и сам

заинтересован. А вы взвесьте и поступите правильно. Клод был на редкость гениальным

работником. Таких просто редко встретишь. Нет, не в том смысле, что был слишком

исполнительным и честным крупье. Вы же понимаете, с какой тщательностью мы

подбираем людей на работу, связанную с непосредственными деньгами на столе. Так вот,

Клод был гениальным по природе. Его феномен заключался в способности

притормаживать вращение диска рулетки, не прикасаясь ни к чему. Рабочие места

контролируются видеокамерами, я их вижу здесь, – Бассетт протянул руку к столу и тут же