– Почему? – спросил Варан просто затем, чтобы не показаться дерзким.

– Ты не знаешь? – искренне удивился гость. И тут же спохватился, будто все про Варана вспомнив: – А-а-а…

Куда уж нам, подумал Варан. Сырьем рыбу жрем, плевком умываемся, рукавом подтираемся. Провинциалы. Дикари.

– На Осьем Носу, – после паузы сказал горни, – много традиций с материка… А на материке до сих пор верят в того самого бродягу – Печника… Его еще называют Бродячая Искра. Верят, что в доме, где он разведет огонь… знаешь, что бывает? Не знаешь… Подвинься.

Бесцеремонно отпихнув Варана, гость присел рядом на корточки, протянул руки к огню:

– Ух ты… Как же вы тут одежду сушите?

– У нас не промокает, – буркнул Варан.

Горни потрогал рукав его куртки:

– Ага… Как с крыламы вода, – и почему-то засмеялся.

– Это сытуха, я сам добыл, – сказал Варан, которому смех гостя показался обидным.

– Запасной нет?

– Что?

– Ну как там староста говорил: горячее питье… Сухая одежда…

– Староста говорил – пусть сам и дает! – выкрикнул Варан и тут же пожалел о своей несдержанности. Добавил тоном ниже: – Нету запасной. Ничего нету. Сезон на носу. Все растратили. У меня две сестры малые. Поле маленькое. Есть рыба соленая да воды вскипятить могу. Все.

– Давай воды, – жадно потребовал горни. – Давай рыбу. Хлеб есть?

– Репс…

– Давай репс. И еще… одеяла нет у вас? Просто сухого одеяла из пуха или из шерсти…

И, не дожидаясь, пока Варан дал согласие, принялся раздеваться. С наслаждением скинул на пол куцый плащик, снял мокрую куртку, сопя, стянул странного покроя рубаху, широкую, на завязках… Варан думал, что на этом раздевание окончится, но горни, нимало не смущаясь, снял штаны и развязал подштанники, и Варан, пряча глаза, поскорее протянул ему тканое одеяло.

– Ты чего? – горни будто только сейчас заметил темно-красный румянец на лице Варана. – Ой… Извини, если чем обидел, у всех, знаешь, свои нравы… Я думал, растаю в этой мокрести, – он с отвращением поддел ногой комок дорогого костюма на полу. – Давай скорее кипяточка, а то простужусь по-настоящему, князь, думаю, не обрадуется…

Мне, что ли, перед князем отвечать за твои сопли, подумал Варан тоскливо.

– Может, есть что-то подстелить на лавку? – поинтересовался гость.

– Что?

– Ну, подстелить… Шкуру там или другое одеяло. А то холодно, знаешь, так сидеть, да и плесени полно…

Да кто ж тебя звал, скрипнул Варан зубами. Оставался бы у старосты, у него сухо… Весь поселок за эту сухость платит, и мы с отцом тоже…

– Так интересно тебе? Про бродягу, который огонь разводит? Рассказывать?

– На то и дороги, чтобы бродить, – буркнул Варан. – А у нас, господин горни, дорог нет. У нас или по морю, или вверх… Нет у нас бродяг. Все свои.

– Суровый ты. – Гость уселся наконец, но не на лавку, а на свой сундучок. – Когда поднимать меня будем? Помнишь, что староста сказал?

Стукнула дверь. Лилька, младшая, выбежала сразу на середину комнаты – и замерла, уставившись на длинноволосого горни, по шею замотанного в одеяло.

– А…

– Где мать? – сурово спросил Варан.

– В поле, – пискнула Лилька. – Сетки ставит с тетками. Велела крепежек для якорей, и второй нож, и…

– Тоська где?

– Матери помогает…

– Батя где?

– Пружину вертит… Наполовину уже закрутил, сказал, чтобы ты все кидал и шел помогать, потому как…

– Иди скажи отцу, – проговорил Варан с тяжелым сердцем, – пусть идет домой. Скажи, гости у нас. Скажи, надо быстро.

Отец все понял сразу. Пробежал глазами по писульке старосты, покосился на радужное сияние, исходящее от раскрытой грамоты, изобразил корявый поклон человека, спину гнуть вообще-то непривычного: