Он выбрался наружу и непроизвольно зажмурился. Стоял жаркий полдень, вырубка была залита нестерпимым потоком солнечного света, в котором, лишь когда привыкли глаза, удалось рассмотреть ждущих его у входа четверых людей. Вчерашняя девушка и трое детей. Кажется, все мальчишки, мал-мала-меньше. А, нет, самая мелкая, вроде, девчонка. Волосы у мальцов заплетены в косы, у девочки – две, у остальных в одну. За ними стоит девушка, обнимает всех троих за плечи и как-то необычно смотрит на Пашку.

Он неловко остановился, не зная, что сказать в подобной ситуации. Надо бы пройтись, собрать болты, пока ещё хоть примерно помнит, где какой лежит, а тут эти… И что с ними теперь делать? Где их дом вообще?

Девушка подошла, безысходно-твёрдо посмотрела ему прямо в глаза и рывком приложила ладонь к своей груди.

– Тараниопу Сапа, – твёрдым голосом произнесла она.

Потом по очереди ткнула в каждого из детей и назвала каждого:

– Варап Сапа, Гитантиони Сапа, Дарания Сапа.

Ещё секунду собиралась с духом, и вдруг упала перед молодым человеком на колени, причём так быстро, будто ей подрубили ноги. Схватила Пашку за раненую руку, тот даже поморщился от резко вступившей боли, положила его ладонь себе на темя и затараторила:

– Ио Тараниопу Сапа…

На второй или третьей фразе в голову Моторину вкралась мысль, что это какой-то местный аналог присяги на верность, или, не дай бог, ритуал вхождения в семью. После Тараниопы каждый из детей проделал то же самое. Лица у них при этом были напряжённые и отчаянные. Путешественник стоял, не зная, что предпринять. Сказать им нет, значило оставить четверых детей на верную смерть. А взять с собой… Пройдёт меньше года, он вернётся в двадцать первый век, и куда они тогда денутся? Вон, старшему из пацанов лет десять, не больше, а девчонке вообще около шести. Что он с ними будет делать, это ладно. Прокормит как-нибудь. Но потом, после возвращения? Да он же себе места не найдёт в будущем.

Но, похоже, непроизвольно Моторин уже принял решение. А как иначе? Не бросать же беззащитных детей на произвол судьбы? Он неожиданно для самого себя ласково погладил детишек по волосам, отчего они задрали головы и с надеждой посмотрели на молодого человека. Потом так же приласкал и девушку. Всё-таки с высоты прожитых лет Тараниопу воспринималась больше, как дочь, или даже внучка, чем как девушка.

Но сама молодая индианка, похоже, думала иначе. Она рывком прижалась к Пашке, потёрлась кончиком носа о его нос, и долго убеждённо что-то ему объясняла, то и дело вставляя уже известное слово «ио» – «я». В конце речи на её лице даже загорелась несмелая улыбка.

Моторин стоял как деревянный, боясь невольным шевелением спугнуть это проявление внимания. Отвык он от подобного. Нет, в молодости у него, конечно же случались отношения с женщинами, но когда это было? Так что он, млея от удовольствия, слушал монолог Таранип… Тарапе… Танюшки, в общем. А когда та замолчала, несколько секунд ещё наслаждался ощущением единения и нежности. С трудом удалось вырвать себя из нирваны. Пора бы уже собрать болты, да и самим собираться. Что, если эти разрисованные придут снова, да ещё и народа побольше с собой захватят? Так что он сделал шаг назад, обвёл всех взглядом и скомандовал:

– Вот что, Тарани…

Пашка глянул на девушку и махнул рукой. Потом ткнул ей ладонью в грудь, мимоходом отметив упругость молодых холмиков, и переименовал:

– Таня. Татьяна. Поняла, Таня?

Девушка неуверенно указала на себя и вопросительно произнесла:

– Таня? Ио Таня?

– Таня, Таня. Нечего язык ломать. Таня – Тараниоку. Или как там?