– Траншейные лёгкие пушки поступают…

Недаром владению ими наших солдат обучали, сейчас в умелые руки они попадут.

При каждом батальоне был организован взвод бомбомётчиков. Сейчас те нижние чины, что были в данные взводы зачислены, от зари до зари учебные гранаты в поле метали. Ходили гордые – каждому, как офицеру, был выдан автоматический револьвер.

– Вот им бы, Никифор Федорович, кирасы изготовить… – кивал я капитану на бомбометчиков.

Бригадный интендант, выслушав меня, сегодня как-то хитро улыбнулся.

Что? И здесь дело с мертвой точки сдвинулось?

Унтер-офицерам, что в Марселе получили трёхзарядные винтовки, велено было их сдать. Взамен унтерам выдали десяти зарядные.

– Совсем другое дело…

Один из моих старших фельдшеров, тоже получивших такую, её ласково, как невесту свою поглаживал.

– Десять, это тебе не три патрона…

Получили и аппараты Вермореля. Ужасное, конечно, это оружие. Смерть от него страшна, гораздо лучше от пули погибнуть.

Больше всего радовались солдаты ружьям-пулеметам. Их тоже выдали чуть ли не каждому третьему нижнему чину. Заряжались они круглой кассеткой на двадцать пять патронов.

Я, честно сказать, даже и не знал, что такие уже имеются. Ну, мне простительно, я же не офицер, а только военный чиновник.

Солдаты наши старались вовсю – ползали, бегали, копали, копали, копали… Патроны жгли без счёта. Понимали, что лучше сейчас пот лить, чем кровь на поле боя. Это ещё и при том, что на лицах они теперь марлевые маски носили. Во Франции свирепствовала эпидемия, правда, сами французы к этому как-то крайне несерьезно относились.

За усердие почти всем на погоны лычки вернули, что ножницами фельдфебелей, и подпрапорщиков были в пути срезаны. Ну, и много новых ефрейторов появилось.

Лохвицкий, как хороший командир, отмечал заслуживших, а кое-кого и наказывал. Кнут и пряник никто в армии не отменял, надо только ими правильно пользоваться.

И ещё. Сейчас почти у каждого солдата бригады была «крестная мать». У некоторых – сразу две. Это были француженки, которым по их настоятельным просьбам, выделяли «крестников». Женщины окружали заботой своих подопечных, баловали их подарками…

Я не составлял исключения. Обо мне проявляла заботу вдова полковника, сложившего свою голову на фронте.

По примеру ряда офицеров я прошёл ускоренную снайперскую школу. Пригодится. Тем более, организована она была прямо в нашем лагере и никуда ездить было не надо.

Стена русских солдат, что дугой выгнулась, стояла молча. Иногда только матерки сквозь зубы просачивались.

Стыдно.

Неприятно.

Ох, позорище…

Уже третьего нашего бойца невысокий худенький француз запинывал. Сам росточком невелик, а наших медведей одного за другим валит.

Сават.

Один из самых подлых и изощренных видов боя.

Больно и неприятно когда тебя бьют ногами. Ещё и принародно, а ты ничего сделать не можешь.

Вот тебе и любители вина и круасанов…

Тут опять нашему старшему унтеру тяжелый ботинок в бок прилетел… Всё, готов для меня ещё один пациент.

Французы нам предложили соревнование устроить. Кто кого. Наши согласились, вот сегодня вечером цвет русской экспедиционной бригады и мутузили.

Сабанцев уже гимнастерку скинул и пыхтя разминался. Что-то типа английского бокса изображал. Где он только такого в вятской деревне насмотрелся?

Однако, одного бокса тут мало будет. Саватист – это руки из английского бокса плюс техника ног с ударами в жесткой обуви. Причем, по самым чувствительным частям – голеням, коленям, паху…

Гуманизма в савате нет. На ногах саватиста обувь с твёрдой, выступающей подошвой, ещё и подбитой гвоздями. Так слово «сават» и переводится – «старый башмак».