Не проронив ни слова, она отправилась в комнату, ставшую на две ночи их общей спальней, и вышла оттуда с его рубашкой в руках. Положила на стол и взялась было за утюг, но Палашов подошёл к ней, и она отступила.

– Спасибо, я сам. Твои вещи готовы?

Мила глубоко вздохнула и ответила:

– Сейчас платье принесу. Поглажу после вас. Остальное готово.

– Ещё продукты остаётся собрать из холодильника, но это после завтрака. Хотя…

– Да, – поспешно ответила она. – Причешусь и начну собирать.

Ему ужасно захотелось притянуть её к себе за талию и накрепко впечатать в тело, но вместо этого он подошёл к умывальнику и вымыл с мылом руки, а потом умылся. Мила же лёгкой поступью подошла к зеркалу, взяла лежащую на полке массажную щётку для волос и начала осторожно, с кончиков, приводить волосы в порядок. Когда он исподтишка посматривал на неё, она казалась ему вполне спокойной и воодушевлённой. Пока они толклись бок о бок, он гадал: «Старается не думать о Ваньке? Заставляет себя не думать обо мне? О матери? Ни о чём не думает? Ну, да какая разница! Пусть так! А то затопила уже слезами». Он боролся с желанием схватить её за эти самые аккуратно причёсанные волосы и прижаться губами к губам. «Так странно! Сколько раз мы с Любаней утром тёрлись друг о друга возле раковины, и никогда мне не приходило в голову так сделать. Что ж такое?»

Он посмотрел на неё стремительно, и как раз рука дрогнула, и она уронила щётку на пол.

– Я подберу! – выпалил он и тут же нагнулся. Глупо, по-детски, но он боялся, что если они сейчас столкнуться возле этой злополучной щётки, то он сгребёт девчонку в охапку и сотворит такое, о чём потом будет слишком долго жалеть. Он подобрал щётку и положил на полку. Усмехнувшись, он быстро заметил, не глядя на неё:

– Ты уже и так достаточно хороша!

И отступил к столу с утюгом. Никогда ещё ему не приходилось так просто сдаваться и наступать на горло собственной песне. Чёртовы обстоятельства! Надо бы им поскорее расстаться, пока он окончательно не свихнулся.

Палашов сглотнул, переставил для удобства стул и принялся наглаживать рубашку точными, давно выверенными движениями. Девушка в это время усиленно гремела умывальником. Затем она удалилась наверх. Когда она спускалась обратно с платьем, зажатым в руке, как раз закипел чайник и Евгений Фёдорович почти догладил рубашку. Он собирался снять чайник, но, заметив, что Мила направляется прямо к плите, заставил себя остаться на месте и закончить начатое. Он повесил рубашку на спинку одного из стульев. И ушёл в комнату всё такой же полуобнажённый со словами:

– Спасибо. Теперь твоя очередь!

Очень скоро он вернулся с принадлежностями для бритья и расположился за рабочим столом, приставив к нему один из стульев. Палашов брился спиной к Миле. Она гладила боком к нему. Он надел рубашку. Потом оба принялись за приготовление завтрака.

Звон посуды, стук приборов, скрип створчатых столов, шарканье ног, кряхтенье стульев по полу, шипенье сковороды, поскрипывание половиц – всё это были брызги звука в море тишины, наводнившей терраску, а шелест листьев и пение птиц за окном являли собой берег. Если вечером Мила играла в молчанку одна, то сейчас Палашов ей подыгрывал. Оба как будто боялись съесть дохлую кошку с облезлым хвостом на завтрак, поэтому молча хрустели яичной корочкой, подстилая под неё мякиш чёрного хлеба. Они бросали друг другу взгляды мимоходом и старались сразу отвести глаза, если предчувствовали близость зрительного контакта. Это была какая-то негласная игра в параллельные миры.

Позавтракав, Палашов поднялся наверх и забрал оттуда пухлую, но не особо тяжёлую Милину сумку. Когда она помыла посуду, он почистил зубы и вынес грязную воду, выплеснув в яму за сарай. Дымок уже вовсю сновал по дорожкам и кустам. Наткнувшись на знакомого мужчину, он вильнул ему приветственно хвостом. Корова помотала головой и тупо посмотрела на следователя. Лошадь тоже была уже на посту.