– Да… Не остаться бы среди этих бушующих волн… Эх, не остаться бы среди этих волн. Как я боюсь этого сатанистского океана.

В то время, как корабль готовился к отплытию, я был дома со своей Джоанн.

– Не плыви, Джон, не плыви, дорогой! – жена обняла меня и плакала на моём плече, изредка всхлипывая. – Ты хочешь плыть на Пасху, но это ведь грех. Ты ведь знаешь, что этого делать нельзя. Побойся Бога, если меня не жаль!

Я сидел, казалось, ни жив, ни мертв, так как истинное назначение знал лишь только Бог, он и еще одна сущность. Я смотрел на жену, и моё сердце сжималось все больше и больше, даже сковывала порой какая – то боль, но не та, которая мучает тело, а другая, не щадящая ни единого сантиметра живой высшей материи под названием душа.

– Джоан, что бы ни случилось, я к тебе приплыву, жди меня, и я обязательно вернусь к тебе… Поверь… Я должен это сделать ради нас с тобой…Я должен… Ты меня поймешь со временем. Это все ради тебя!

Джоан с совершенным непониманием смотрела на мужа, и пыталась понять, о чем он говорит.

– Я тебя не понимаю, дорогой. О чем ты?

– Ты со временем поймешь все, Дорогая женушка, все поймешь.

С этими словами я убрал руку Джоанн со своего плеча и молча вышел из дома, схватив по пути свою курительную трубку, подаренную мне любимой женщиной, которую я скоро оставлю.

Я пошёл в таверну, чтобы немного залить своё горе пивом: «А зачем я поплыву? А надо ли плыть? Меня никто не заставляет», – с этими мыслями я пошёл в парк, где мы с Джоанн всегда сидели под Луной после моего очередного странствия. По дороге меня не покидали мысли и вопросы, постоянно сменяющие друг друга, словно играли в чехарду: «Что я ей скажу? Я ведь действительно плыву продавать специи, что тут такого? Нет. Страшно. Я ведь плыву в Бермудский треугольник, чтобы там совершить этот ритуал, о котором мне говорил проклятый колдун несколько лет назад. Как же мне страшно делать задуманное, но мне некуда деваться – я буду проклят, наверное, навсегда. Может… не плыть. А сходить и покаяться о. Петру?» – мысли путались в моём сознании, и я постоянно оборачивался назад, чтобы удостовериться, что никто не слышит меня. Такая мания преследования была, судя по всему, очень логична в состоянии, в каком я был тогда.

Наверное, каждый задается вопросом, почему Филипп Ван дер Деккен так страшится открыться своей жене, но я не знаю ответа на этот вопрос.

Я проснулся ночью от того, что меня некая неведомая сила потянула к «Голландцу». Я молча встал с постели, тихо открыл уличную дверь и вышел на крыльцо. Какое –то время я вдыхал воздух, пытаясь насытить им свое тело и душу, но мне было трудно это сделать, так как я очень переживал из – за Джоанн и ее состояния, но сделать это необходимо.

Проходя мимо холодильника, моё внимание было привлечено к творожной пасхе, сделанной Джо специально для меня

Ноги сами меня вели к кораблю, хотя я, надо сказать, и не стал сопротивляться ,а просто шел и шел к своему кораблю.

Подходя к «Голландцу» я заметил черно – синее свечение на борту галеона. Меня это очень манило, и я понял, что именно оно было источником странного магнетизма, который притягивал к себе. Мне было страшно и интересно, что происходит на корабле.

Когда я был у левого борта галеона, то неожиданно ко мне спустился трап. Это было странно, так как никого на корабле не было видно.

Я поднялся на корабль, и увидел неописуемой красоты ангела, который излучал магнетизм и сияние какого – то балансирующего на грани черного – красного – желтого – зеленого с лазурным. Я засмотрелся на это чудо. Каждое крыло этого великолепного создания излучало могущество и красоту, отчего стало еще притягательнее. Его глаза были голубыми магнитами для любого смертного человека. Я даже прослезился.