Мне вспомнилась бессонная ночь и бело-желтый лист бумаги, покрытий кляксами… Самая заляпанная часть листа, покрытая пятнами чернил и прозрачными кругами погрубевшей, ставшей ещё шершавее, бумаги. Я знал эту песню наизусть… Я помнил это самое страшное на вид четверостишие:

День, когда не знал,

кто ты, кто я…

И даже мой секрет раскрыв,

меня так просто приняла…

Мне жаль, что раньше не пришёл

я за тобой…

И я останусь навсегда

названный братец твой…

– Братец твой… – повторил я с горечью, – Навсегда… братец твой…

– О, тебе тоже нравится эта песня? – обрадовался Аркадий, – Правда, красивая? Такая пронзительная! Я обычно все эти сопливые песни не люблю, но тут пробрало…

– Кому-то сопливая песня. А кому-то – потерянная жизнь, – огрызнулся я.

– Думаешь, они расстались трагично? А мне казалось, просто рассорились – и огорчившийся влюблённый с тоски написал эти строки…

– Когда уже ты наконец заткнёшься? – сорвался я на крик, оборачиваясь к нему.

– Но всё-таки интересно, что значит «день, когда я просто был живым»? – задумчиво проговорил светловолосый гад, покачивая огрызком от пирога.

Пирога с яблоками… и ещё чем-то рыжим… морковкой, что ли?

Рыжий… ты, наверное, долго плакал, да?.. А Серж так и не унялся…

– Стой, а ты ж вроде что-то вроде этого сказал сегодня, да? – встрепенулся Аркадий. – Тебя спросили, какой был самый счастливый в твоей жизни день, а ты…

– Когда мы смотрели на звёзды… – я вдруг улыбнулся, вспомнив ту ночь.

– Да их тут почти каждую ночь навалом, звёзд этих! – проворчал светловолосый болтун.

Звёзды… я поднял голову и посмотрел на них… они, лукаво мерцая, смотрели на меня…

Я так и не понял, это счастье, что в моей жизни был этот день или нет?.. Но он был самым счастливым днём…

Я стоял у замерзающего пепелища… Холодный осенний ветер пробирал меня до костей… Шёл дождь… Сверкали молнии… Душа болела… невыносимо…

Только два дня назад я разговаривал и смеялся с родителями. Я был доволен тем, что отец поручил мне съездить через лес в людской город, к его знакомому. А теперь от деревни и её шумных, весёлых обитателей остались лишь только почерневшие огрызки от столбов домов… да земля… голая… остывающая…

Проклятые волшебники! И всё эта Долгая война… Она идёт уже около пяти сотен лет между нашими народами… Она унесла уже много жизней с обоих сторон…

Из глаз непроизвольно потекли слёзы. Я грубо утёр их ладонью. Сейчас не время плакать. Я остался единственный из всех. Я должен выжить. Отныне я должен заботиться о себе сам…

Присел на землю и задумался. Что мне теперь делать?

Ребёнок-вампир, которому только двенадцать лет, в войске не нужен. Зато вполне может пойти учиться на вампира-мага. Говорят, обучение очень сложное. Но своих магов среди нас очень уважают. И радостно берут служить в войско. Всё-таки, у вампиров не много способностей… И маг-вампир посильнее будет обычного вампира…

Решено. Отправлюсь в главный замок – и поступлю в школу магов.

Гроза уже стихала… Ненадолго стало тихо. И я услышал где-то невдалеке плач. Плач младенца. Что ребёнок делает в лесу, вечером, неподалёку от разрушенной вампирской деревни? Странно… О, а вдруг кто-то из наших всё-таки выжил? Женщина с ребёнком? Или… кто-то из младших своего малыша в лес уволок? Вдруг… всё-таки… не я один…

Долго искать не пришлось.

Под деревом лежала корзина. Заглянул в неё и обомлел. Внутри корзины были двое: плачущий младенец в длинной рубашке, видимо, родительской, и худой рыжий кот, согревающий его своим теплом.

Ребёнок открыл рот и посмотрел на меня. Я протянул к нему руки. Кот одарил меня пристальным взглядом. Очевидно, решил, что я не враг – и никак не среагировал, когда я вытащил малыша.