Снова поклон.

– Вы гениальный пиарщик. В общем говоря, Константин Алексеич, вы определёно привлечёте к себе внимание таких масс, – на «таких массах» Тонер чуть не захлёбывается от восторга, – о которых даже помыслить не можете. Завтра к вам приедут журналисты из центра, послезавтра из Москвы, а там, может, и мировые СМИ явятся поглазеть на русское чудо. Но чудес-то не бывает, Константин Андреич, и мы с вами это знаем.

Тут Тонер вроде как даже подмигивает Кашкину, почти по-товарищески.

– И я ни на секунду не поверил в эту вашу фантастическую способность. Но это неважно. Вы гениальный пиарщик. Даже выбор этого жилища гениален, – Тонер обводит взглядом коробочку Кашкина. – Вы избрали неприметное гнёздышко, и я понимаю: тем эффектнее будет ваше появление перед массами. Природный миллионер. С ума сойти! Да такого нет нигде в мире! Такое могло произойти только у нас! Гениально! Вы дали инфоповод и заставили о себе говорить. Толпе всегда нравилось считать деньги в чужом кармане, так давайте не будем лишать её удовольствия! Толпу нужно подкармливать новыми порциями сладостей. Чтоб слиплось. И люди будут вам верить. Люди вообще охотно верят небылицам и тянутся к липкому – стадный инстинкт, что с них взять. Конформисты. Но вы нет, вы не такой. Вы станете героем репортажей и статей. Вы станете национальным идолом. Золотой телец! Вас покажут по телевизору! Ведь вы же этого добиваетесь, разве нет?

Кашкин, хотя и дышал шумно носом, насилу одолевая порывы выставить горячечного за дверь, не удержался и прогундел:

– Я всегда знал, что по ящику показывают дерьмо. Но не думал, что оно когда-то будет моим.

И с досадой прикусил губу: вступать в разговор с Тонером он не собирался.

– Вот видите! – обрадовался тот, чувствуя, что вовлекает несговорчивого оппонента в беседу. – Вы скоро будете нарасхват! Всем захочется урвать от вас кусочек, да посочнее. И я хочу быть первым. Я хочу открыть вас, Константин Алексеевич! Всему миру!

Да-а-а, Кашкин, в амбициях этому первооткрывателю отказать невозможно. Что ты на это ответишь?

– Я не счёт в банке, чтобы меня открывать, – язвительно отозвался Кашкин, – а теперь извините.

Он надвинулся на Тонера, как бы демонстрируя, что всё, мол, разговор окончен, приятно было познакомиться.

– Нет-нет-нет, – замахал тощими руками Тонер, и темп его речи ускорился, – не принимайте поспешных решений. Я понимаю, что деньги вам не нужны, у вас в жизни и так уже всё есть, но помогите мне, молодому и талантливому, я не могу упустить такую возможность! Не смотрите, что сейчас я всего лишь корреспондент этой мелкой газетки, а её тираж – капля в море, но у меня такие планы, такие планы, которым просто негде здесь развернуться! Мне как воздух нужно вырваться отсюда, я здесь задыхаюсь, а сразу поехать в Москву тоже не могу – мигом сожрут. Туда надо ехать, когда за плечами есть хоть что-то, и помогите мне в этом, Константин Андреич, прошу вас! Здесь же тоска, здесь же выть хочется или повеситься сразу. Мне нужен инфоповод, сенсация, понимаете?

Кашкин понял одно: словами увещевать припадочного не получится, – из него свои льются как из энурезника, – поэтому молча принялся оттеснять Тонера к двери. Тот, хотя и оттеснялся, но речи своей не прерывал.

– Мы с вами можем быть полезны друг другу, Константин Алексеич! Давайте будем взаимовыгодны! Давайте друг друга раскрутим!

Кашкин как раз крутился в прихожей с Тонером – не сразу получилось открыть за ним дверь, для чего в узком пространстве коридора им пришлось даже обняться: не квартира – коробочка! Кто-то из них задел ногой велосипед, тот негодующе тренькнул, и Кашкину удалось, наконец, выдавить Тонера за порог.