Я несколько раз была у родителей на заводе. Мама работала в заводоуправлении, а папа в механическом цеху, мастером. Обычно для посетителей выписывали пропуск, но сегодня мама просто объяснила на проходной:

– С нами дочка.

И пожилой охранник согласно кивнул головой:

– Проходите.

По его лицу текли слёзы. От того, что сильный старик с широкими плечами и окладистой седой бородой плачет, мне стало жутко. Тоже захотелось зареветь как маленькой, чтобы мама взяла на руки, поцеловала и сказала: «Не бойся, я с тобой».

Тогда я уткнулась бы в мамино плечо и стала поглядывать вокруг одним глазом, твёрдо зная, что в её руках мне хорошо, уютно и безопасно.

Через проходную сплошным потоком шли заводчане. Мама с папой здоровались, пожимали руки, с кем-то негромко разговаривали. Я увидела несколько молодых ребят – моих ровесников – и позавидовала, что они рабочий класс, взрослые, а я обычная школьница и считаюсь ребёнком.

Рупоры ретрансляторов разносили по территории речь Молотова, которую повторял диктор. Короткие, рубленые фразы доходили до самого сердца, придавливая к земле и заставляя людей сплачивать ряды в единый монолит из множества песчинок, таких как я, мама, папа или та женщина в синей спецовке, что наступила мне на ногу.

Чтобы не потеряться, я взяла папу под руку, но тут же опомнилась: не время сейчас ходить под ручку, как на прогулке.

– Не может быть, чтобы война продолжалась долго, – говорил кто-то позади нас.

– Наши им дадут огонька! У меня сын в армии, напишу ему, чтобы бил покрепче фашистскую гадину, – ответил хриплый бас с сиплым дыханием завзятого курильщика.

– Товарищи! – горячей волной пронёсся над нами мужской голос, мгновенно оборвав все разговоры и шорохи.

Люди замерли. Я встала на цыпочки и увидела, что посреди заводской площади стоит грузовик с несколькими людьми.

– Директор завода, парторг, комсомольский вожак и профком, – быстро пояснила мама.

– Товарищи! – Директор завода взялся рукой за отворот пиджака и подался вперёд. – Дорогие товарищи! Сегодня без объявления войны на нас напал жестокий и коварный враг – фашистская Германия. Гитлеровские самолёты бомбят наши города и сёла и рвутся через границу, чтобы убивать и грабить! В четыре часа утра был нанесён бомбовый удар по Севастополю и Прибалтике, горят Каунас, Киев и Житомир! Красная армия ведёт тяжёлые бои! Но мы все как один, от мала до велика, поднимемся во весь рост и дадим врагу достойный отпор. – Директор обвёл глазами собравшихся.

Под его взглядом я почувствовала себя выше и старше. Он сказал: все от мала до велика, а значит, и я тоже должна встать на защиту Отечества и не струсить.

– Первое, к чему я вас призываю, товарищи, – это дисциплина! – продолжил директор. – Дисциплина, дисциплина и ещё раз дисциплина. Только так мы сможем собрать силы воедино и сокрушить врага! – Он стиснул руку в кулак и взмахнул им в воздухе, как кавалерийской шашкой.

– Да немцы от нас скоро драпать будут! – звонко взлетел и потух чей-то бодрый выкрик.

«Директор сказал, что бомбили Севастополь», – подумала я с холодком ужаса. Два года назад мы с родителями ездили в Крым, в заводской санаторий. Чётко вспомнилось, как мои ноги окатывали тёплые буруны волн, а черноглазая официантка Олеся угощала варениками с творогом и вкуснющим вишнёвым компотом. Неужели наш санаторий разрушен и Олеся убита? Крепко сжав зубы, я замотала головой: «Нет! Нет! И ещё раз нет!»

Я не заметила, как произнесла это вслух, и закрыла себе рот ладонью.

– Тоня, я должен идти в военкомат, – негромко сказал папа маме, но его фразу услышали другие мужчины, и внутри толпы, набирая силу, пробежал ропот: военкомат, военкомат, военкомат.