Белоснежный головной убор выгодно оттеняла окладистая черная (выкрашенная басмой) борода, сплошь завитая мелкими буклями.

Пара высоченных чернокожих рабов ретиво метнулась к государю, начав энергично работать опахалами, снабженными огромными страусиными перьями.

Царственно осмотрев людское море, лугаль обратил свой взор на совет старейшин и произнес:

– Дети мои, сегодня я был огорчен вестями о черных деяниях, творящихся в благословенном Уруке. Некая дева, простолюдинка, свободная, восемнадцати лет от роду, в течение одного дня умудрилась оборвать жизни пяти взрослых здоровых мужчин: трех ратников городской охраны, собственного отца и (о Небо!) сановного служителя храма чистейшего Ану, осквернив тело убиенного, совершив тем самым, тяжкое святотатство в отношении светлейшего бога неба. Душа моя темна от горечи, а разум смущен непониманием: как это хилое, юное дитя смогло сотворить подобное?

Думузи взглянул на подсудимую.

Тишина.

Конечно, Элао могла бы признать свою вину, обратить внимание судьи, что кара должна быть смягчена, так как все началось с преступления, совершенного самим сановитым Ка-Ахором, жестоко изнасиловавшим ее (при прямом содействии еще одного пострадавшего – ее покойного отчима). Могла. Но не такова была эта девочка. Тем более, что судьи и слушать не станут речи о вине писца. Храмовый служитель не может быть виновен, по определению. Ей не поверят. И что, склониться перед этими ханжами? Никогда! Она не выронила ни слова.

Лугаль продолжил:

– Любой невинный способен оправдаться речами и свидетельствами, а этой несчастной нечего сказать. Что ж, примем к сведению. Кто хочет высказаться по этому делу?

Из группы старейшин выступил Ма-Ктум – верховный жрец храма Инанну, по сути – второе лицо в городе, после царя. Невысокий, упитанный, совершенно лысый, со скудной бороденкой. Крякнув, он робко начал:

– Мой высокочтимый повелитель, осененный Небесами, верно заметил – хрупкая девочка просто не способна совершить подобное. Слышал, что десяток гвардейцев не могли одолеть это создание. Я много думал об этом и пришел к заключению, что есть только одно объяснение случившемуся.

– Я слушаю, – в желто-зеленых очах Думузи читался неприкрытый интерес.

– Все очевидно, о солнцеликий, девчонка одержима демоном (уж каким из них, мне пока неведомо). Только так можно объяснить ее необыкновенные боевые способности и неуязвимость.

– Хм. Если ей правит могучая сила, то каким же образом нам удалось-таки ее схватить.

– Замечу, господин двух рек и всего, что меж ними, при бегстве преступницу оглушил младший жрец нашего храма Инанну, – Ма-Ктум гордо выпятил широкую грудь, плешь жреца покрылась крупными каплями пота, – его руку направляла великая богиня, мощь которой неизмеримо выше силы любого демона. Только так мы победили ее.

– Твои речи резонны и убедительны, мой младший брат, – от невыносимой жары чело правителя тоже покрылось испариной. Я принимаю твои слова. Кто еще хочет выступить?

Тишина.

– Хорошо. Тогда я вновь обращаюсь к обвиняемой, – человек за трибуной обратил лицо к узнице. – Есть ли тебе что сказать в свое оправдание?

На этот раз девушка ответила:

– Не мне судить о своих грехах. На это имеют право только боги и ты, царь царей. Скажу лишь одно: все что содеяно – дело только моих рук, никакие высшие силы не имеют отношения к этому.

– Ты все сказала?

– Да.

– Да будет так, – первое лицо Урука возвысило голос. – Сим приговариваю тебя, несчастное чадо, к смерти путем побития камнями здесь, на главной площади государства. Казнь будет совершена немедленно.

– Господин, – согнувшись почти пополам, Ма-Ктум шустро юркнул к лугалю и что-то прошептал тому на ухо.