– Опять какого-то урку привела, – бурчит старуха в ответ на бодрое Пашкино «с добрым утром».

Пашка на мгновение теряется. Он уже успел познакомиться с четой Кузнецовых. Но обитательницу третьей комнаты видит впервые.

– А что, многих она водит? – интересуется он, слегка наклонив голову, как прислушивающаяся к дальнему кошачьему мяуканью собака.

– Тебе-то какое дело? – фыркает старуха.

– Вы видели кого-то, извиняюсь? Натыкались? – словно не слыша старухиных слов, с нажимом в голосе уточняет Пашка.

– Штаны бы надел. А то только слез с нее, – старуха брезгливо кивает в сторону застывшей возле своей двери Вали, – и в трусах по коридорам шляться.

– У меня, бабка, кошка была, – с леденящим душу спокойствием произносит Пашка, внезапно перейдя на «ты». – Страшно на тебя была похожа. Тоже любила гадить окружающим.

– Так радуйся, – хмыкает старуха.

Вадим и Лена, заслышав перепалку, робко высовываются из своей комнаты. И старуха, очевидно, решает устроить показательный бой, чтобы раз и навсегда доказать, кто в квартире хозяин.

– Чему радоваться? – оживляется Пашка, словно только и ждал подобного ответа. – Сдохла она, кошка моя. От старости. А может, и от скверного нрава. Кто ее знает.

– Ты его в психбольнице подцепила? – повернувшись к Вале, злобно спрашивает старуха, но в ее взгляде явно читается неуверенность.

– А мы там, в Жданове все такие, – хмыкает Пашка. – Не слышала поговорку: Одесса – мама, Ростов – отец, кто тронет Жданов, тому конец?

– Весь город ваш уркаганский, – шипит старуха. – И что с того?

– А то с того, – придвинувшись ближе, почти ласково шепчет Пашка, – что Валя, между прочим, тоже из Жданова. И ты ее не трогай. Поняла? А то отправишься у меня вслед за кошкой.

– Напугал, – злобно фыркает старуха. – Сейчас милицию вызову.

– Заткнись, лысая! – внезапно рявкает Пашка.

– Чего? – пытается возмутиться старуха.

– Заткнись, говорю, плешь кудрявая. Марш в свою конуру! – напирая на старуху, произносит Пашка. – Непонятно?

И тут происходит чудо. Старуха съеживается и, ничего больше не сказав, шмыгает в свою комнату. Забегая вперед, следует добавить, что эффект от Пашкиной атаки оказался длительным. Можно даже сказать радикальным. Старуха, конечно, вряд ли подобрела, но перестала донимать соседей проклятьями и оскорблениями.

– Вот это мужчина! – столкнувшись с Валей на кухне, шепчет Лена.

С момента поединка в коридоре прошло уже несколько дней, но Валя прекрасно понимает, о ком идет речь. Она тоже все еще находится под впечатлением Пашкиной победы.

– Добро с кулаками, – хихикает Валя, вспомнив хамский Пашкин тон.

– С этой, – осмелевшая Лена машет рукой в сторону старухиной комнаты, – можно. Она с нами тоже слов не выбирала.

– Поделом, – кивком признав правоту соседки, резюмирует Валя.

Быстро уйти в море Пашке не удается. Мурманским флотам если и требуются моряки, то на рыболовецкие суда. И Пашкин рудовозный опыт здесь бесполезен: рыбу шкерить он не умеет. Пашка все еще хорохорится, но это дается ему с большим трудом. Он давно перебрался спать в кресло-кровать, освободив Вале диван. Их отношения остаются на стадии дружбы. Валя чувствует себя виноватой из-за Натана. Пашку, вероятно, тяготит его неопределенное положение в жизни. Поначалу он пытается форсить: покупает в магазине деликатесы, даже ведет Валю в ресторан. Но после каждого отказа в очередном отделе кадров он возвращается домой все более мрачным. А еще через некоторое время у него заканчиваются деньги.

– Слушай, Валь, мне с тобой поговорить надо, – обращается к ней Пашка однажды вечером.

– Говори, – кивает Валя.