Некоторое время Гусев спал на том самом складе, который охранял, но на первую же получку снял себе комнату – каморку на втором этаже глиняного сарая, зато с отдельным входом. Отхожее место помещалось во дворе: будка в человеческий рост, с толстой доской горизонтальной, а в доске дыра. Запиралась изнутри на крючок чуть толще булавки. Вода тоже была во дворе – в водокачке. Покачаешь ручкой – льется. То, что не используешь, льется дальше по склону, под ограду и на улицу, и по улице вниз, вниз, к центру, к кафе и пляжам. За окном каморки рос инжир. Хозяйка была старая, тощая, похожа на ведьму, но согласилась на небольшую плату и с расспросами не лезла. У хозяйки имелась собака, огромная черная овчарка, с которой хозяйка Гусева познакомила, и сказала, что он свой. Собака нехотя поверила. Наступила желанная передышка.

Светские развлечения – клубы да рестораны – были Гусеву не по карману, да и не нужно, зачем. Дома есть электроплитка. Хозяйка без всякой платы дала ему кастрюлю и сковородку. Готовь, что хочешь. Раз в неделю можно купить бутылку местного вина, от которого потом голова болит и в животе бурчит, и жить себе всласть, ни о чем не думать. А там видно будет.

Случился у Гусева выходной день. Шел он по круто вниз спускающейся улице, направляясь в центр – иногда человеку нужно побыть среди людей – а потом можно на набережную, рядом с центром. И увидел Гусев сидящую на тротуаре, прислонясь спиной к стене глиняной хибарки, женщину. Ему показалось, что он ее знает. У женщины были мутные глаза, грязные темные волосы, а одежда – спортивный костюм и кроссовки – выглядела так, будто женщина сюда своим ходом шла с Сахалина. Женщина подняла на Гусева мутные глаза, попыталась улыбнуться, и нерешительно протянула вперед руку, ладонью вверх.

– Валька? – спросил Гусев.

– А?

– Ты – Валька?

– Я – Валька, – подтвердила Валька.

– Мы с тобой в приюте были вместе, и в школу ходили, – сказал Гусев. – А потом ты уехала на соревнования.

– Да, – сказала Валька, выжидающе глядя на Гусева. Она явно его не узнавала.

– Я – Гусев, – сказал Гусев.

– А я – Валька, – сказала Валька.

Гусев посмотрел по сторонам, будто что-то ища.

– Ты где живешь? – спросил он, понимая, что вопрос глупый.

– Я? Сейчас нигде. А на прошлой неделе…

Валька запнулась и задумалась. Может, вспоминала, где она жила на прошлой неделе, в каком особняке на каком проспекте, и как звали лакея с пышными бакенбардами во фраке.

– Пойдем ко мне? – неожиданно предложил Гусев.

– А это далеко? – спросила Валька.

Что это я такое делаю, подумал Гусев. Зачем я ее приглашаю. А, понял он. Спасаюсь от одиночества. А что, логично. Даже воры не хотят со мной общаться. Уехать, что ли, в столицу? А зачем? Слухами земля полнится. Сунешься куда-нибудь – спросят, что ты за сокол такой парящий, начнут выяснять – и все сразу всплывет. А в столице к тому ж еще и мороз случается. Ну, пусть будет хоть Валька – рыхлое, неуклюжее существо с гнилыми зубами, бывшая соученица.

Можно, конечно, скопить денег и купить костюм. Не очень приличный, но новый. И склеить какую-нибудь сердобольную одинокую бабу. Но придется ей в конце концов рассказывать, кто ты такой и за что сидел. А Гусеву надоело об этом рассказывать людям, которые послушают-послушают, а потом смотрят с осуждением.

И он повел Вальку к себе в каморку. Вопреки ожиданиям, воняло от Вальки не очень сильно. В каморке Валька быстро слопала тарелку борща, а потом еще тарелку, после чего сказала, что ей «нужно в туалет». Гусев довел ее до нужника во дворе. Было уже темно. Валька попросила принести ей мыло.