– Инвар, – негромко сказал Араим, положив свою руку на руку Инвара, сжимавшую меч.

– Кто это с тобой? А, князь серебряных эльфов! – ведьма мелко рассмеялась. – Говорила же – сразу всех приводи, всем сказ будет. Подойди сюда, Араим.

Араим вышел вперед и остановился напротив ведьмы.

– Трудно мне в последнее время, – сказала старуха, скользнув по нему взглядом. – С молоду-то тяжело было, а теперь и вовсе невыносимо. Раньше, бывало, лягу спать – приходят мои духи, и все шепчут, шепчут… но, бывало, проснешься, попросишь у Леса помощи да поддержки – и уходят. А теперь и не уходят уже, постоянно со мной. И все шепчут, шепчут… а я что? Мне и умереть не страшно, да только, боюсь, и в Подлесье они ко мне приходить будут… и про тебя, эльфийский князь, они мне сказывали. Говорили, что недолго осталось тебе княжить в горах, ждет тебя долгая дорога, князь, очень долгая, ты по ней пойдешь и все потеряешь. Но все равно тебе княжить потом, только гор в том месте не будет. Вот только не проси меня объяснить, как это – я сама не понимаю…

– Ведьма… – снова угрожающе начал Инвар, но старуху было уже не остановить.

– А ты, Инвар, сын Ильрига, по той же дороге пойдешь, все по той же… славен будет твой путь, да короток. А повернуть с него – так лучше сразу в петлю, да, князь? Валеска, пойди сюда, дай посмотреть на тебя.

Валеска, в оцепенении слушавшая ведьму, осторожно пробралась между Араимом и Инваром и встала рядом с ней.

– Нет в тебе ничего от Джеммы, как неродная ты ей. Кровь у тебя жидковата, мать твоя равнинница была, вот и жидкая кровь тебе досталась. Нет, не знаю, тебе этот путь зачем, но ты пойдешь, пойдешь… всего лишишься, все потеряешь, все глаза выплачешь, всю душу вынешь, одна останешься… но знаешь, девочка, кровь у тебя хоть и жидковата, а сердце смелое. Не испугаешься – путь сам к тебе повернется, а струсишь – пеняй на себя.

Ведьма замолчала. В тишине было слышно, как догорает, потрескивая, лучина.

– Старая я стала, – сказала вдруг ведьма и медленно повалилась с чурбачка вперед. Инвар бросился к ней, подхватил, стал бить по щекам. Рот старухи открылся безобразным смердящим провалом, обнажив страшные гнилые зубы. Ее тело моментально остыло – как будто она была мертва уже давно.

***

Они вернулись в форт в молчании. У ворот Инвар остановился, чтобы отдать распоряжение эльфам похоронить старуху. Те очень удивились, что она умерла. Никто не мог вспомнить, сколько же ей лет. Всем казалось, что старуха вечна.

Дома Валеска зажгла несколько свечей и стала перестилать свою постель. Араим и Инвар остались на крыльце и что-то обсуждали. Вернувшись в горницу Джеммы, Валеска обнаружила там одного Араима. Он сидел за столом, уронив голову на скрещенные руки.

– Араим, – негромко позвала Валеска. – Я постелила тебе у себя. Ты можешь лечь.

– Что ты, зачем? – Араим поднял голову и потер глаза. – Я лягу здесь, на лавке.

– Да нет же, я переночую у Айриза, а вы ложитесь здесь.

– Нет-нет. Я сам постелю, – Араим встал. – Ты не могла бы посмотреть, как там Инвар?

Валеска вышла на крыльцо. Инвар сидел на ступеньках, крутя в руках брошь, которую он носил на груди под плащом. Валеска хорошо помнила такую же у Джеммы – камень в ней был ярко-зеленым. Камень же в броши Инвара напоминал обычный булыжник – черный, матовый, без переливов. Хотя, возможно, так просто казалось в темноте.

– Пора спать, Инвар, – сказала Валеска, останавливаясь рядом с ним.

– Да, я сейчас поднимусь, – Инвар смотрел на брошь так, будто надеялся, что у него на глазах с камнем произойдет какая-то трансформация.

– Не имеет смысла тут сидеть, – подумав, Валеска погладила Инвара по плечу. – Мне тоже очень тяжело. И я скучаю.