Впрочем, если упомянутая весёлая шутка принадлежала не самому пылесосу, а тому домовому, который у меня живёт, то на него неподцензурная фраза, насколько я владею информацией, должна повлиять. Потому-то все дальнейшие невзгоды того вечера исходили уже не от него. Правильно – я его обматерил, он и спрятался. Всегда теперь буду его материть. А то ишь – думает, что если я к его ночным хлопкам в ладоши привык и даже уже не реагирую на них (и вообще, уже начинаю подозревать, что означенные хлопки издаёт остывающий кинескоп доисторического телевизора – во всяком случае, геолокационно звук откуда-то из того угла исходит), так теперь надо что-то новое придумывать? Фигу, дорогой хозяин дома. Я понимаю, тебе за питомца обидно – что он целый день дома сидит, скучает, а вечером я ещё и ругаю его за то, что он мешает мне отдыхать, отчего собачья жизнь подопытного зверька и вовсе превращается в сплошную полосу невезения – совсем как у его хозяина. Понимаю. Но зачем же так радикально – тарелки из рук разбрасывать и пылесосами пугать? У, злодейское существо!

Но неважно. После примерно получаса ползания с тряпками я таки привёл кухню в относительно божеский вид. Даже не знаю, покупать ли впредь такие тарелки… Так-то они хороши и красивы, но уж больно бьются замысловато.

Так вот. Вернувшись в комнату, я обнаружил, что мопс времени даром тоже не терял. Я ведь в комнате что делал? Правильно – ужинал. И не все продукты питания успел убрать в холодильник до начала апокалипсиса. Чем супостат и не преминул воспользоваться, умяв в одно щетинистое рыло целую упаковку сливочного масла марки «маргарин». Один. Маленький пёс. Он в тот момент напоминал бочонок на ножках. У, глиста!

Пришлось вести домашнего любимца во двор. Второй раз за вечер. Иначе я обеспокоился, что придётся лицезреть продукты животного пищеварения прямо посреди комнаты. И повёл мопса в уличные условия – облегчать собачью душу.

Ладно, фигня, что выходя на улицу, я со всей дури наступил ногой в глубокую лужу. У нас там прямо перед подъездом в асфальте образовался природный разлом, в котором после дождя плещется вода. А выходя из светлого и уютного (хоть и населённого почти сплошь алкоголиками и тунеядцами) подъезда в дворовую темноту, я был стеснён в зрительных способностях. Про разлом-то помнил… И потому пытался на память определить его местонахождение и обойти его стороной. Тщетно.

А, неважно. Мелочи – вообще. Я бы из-за этого и расстраиваться не стал – подумаешь. Просто в общей череде событий была поставлена чёткая такая точка. Чтобы мне стало понятно, что всё это – театрализованное представление, и что мне надлежит теперь задуматься о выводах.

Я и задумался. И думал ровно до тех пор, пока не пришёл домой и не принялся готовиться отходить ко сну. Там уже думать у меня не получилось, получилось только грязно ругаться.

Потому что поганый мопс таки не осилил в одно рыло банку маргарина. И, разумеется, пока я ползал с тряпками по кухне, он всё съеденное стошнил. Да не куда-нибудь на линолеум, откуда всё было бы легко убрать, а прямиком в кровать. В уголок. Под одеяло. Чтобы не сразу нашли и не поняли, откуда взялось. Вот ведь нечеловеческий мохнатый вредитель!

Одним словом, одеяла я лишился и лишился простыни, и подушка, как лягушка… Хотя, нет, с подушкой как раз всё в порядке оказалось. Но всё равно – спал я в тот вечер на голом колючем диване, укрытый какой-то дерюжкой. Мне, в принципе, не привыкать – у меня когда дети ночуют, я и вовсе сплю на полу на разъезжающихся подушках от кресла и без подушки под головой. Так что, жаловаться я не стану. Не таков я, чтобы жаловаться!