После Загса мы вчетвером отметились в студенческой столовой, предусмотрительно прихватив большую бутылку портвейна – сошла за компот.
Алла, поморщившись на такое угощение, всё же свой стакан, немного поразмыслив, выцедила.
Похлебали борща, пожевали по котлете и разошлись.
После обеда я, по обещанию бригадиру, должен «как штык», быть на рабочем месте. Пошёл, но на полпути завернул к себе в общежитие, расстроенный до невозможности.
Ничего, без меня страна обойдётся!
Проснулся я поздним вечером, осенённый лучшими чувствами к молодожёнам: «Пойду, давай! – сказал я сам себе.– Поздравлю…»
Вспомнил, что без цветов идти нельзя.
По дороге в скверике, где цвели сплошным ковром пионы, оглядываясь по сторонам, воровато накосил большим садовым ножом, который для острастки всегда носил с собой, целый ворох прохладных, бутонистых, как розы, цветов, и, нырнув в кустарник, выскочил подальше от сквера, чтобы моё наглое воровство никто не заподозрил.
Себя успокаивал тем, что скверик ничей, да и осень уже. Всё равно эти цветы-цветики скоро завянут, а тут такой подарок молодым!
В студенческом общежитии вахтёрша, уважительно посмотрев на мой объёмистый букет, назвала комнату, в которой теперь на полном основании поселились молодожёны. Им заботливый профком выделил отдельную комнату – живите и размножайтесь! Только учитесь нормально. На периферии семейные учителя, ох, как нужны!
Толкнул дверь – не заперта.
На узкой железной кровати, из-за тесноты, наверное, лежала, как под прессом, два – в одном с советом и любовью, скороспелая брачная пара.
Охапку цветов я вывалил им прямо на одеяло, извиняясь за неожиданное появление.
Валёк, отпрянув от своей возлюбленной, спокойно потянулся за куревом, а Зинаида, растерявшись, даже не успела прикрыть ослепительные в своей наготе маленькие, цвета спелых яблок, девичьи крепкие грудки.
И меня чуть с ног не сшибли её острые соски. Так выглядят еле раскрывшиеся бутончики пионов в момент первоцветья.
– С вином надо в гости ходить – назидательно изрёк мой друг. – А закуска, она – вот она! – он показал на стол, где по красной мякоти чернел крупными зёрнами располовиненый арбуз.
Я, было, повернул к двери – может, где и достану бутылку? Дежурный магазин на вокзале ещё не закрылся.
– Ку-да?! – остановил меня Валёк. – Плохо о друзьях думаешь – вальяжно потянувшись, он вытащил из-под подушки тяжёлый «огнетушитель» вермута местного разлива. – Раз пришёл, значит, пить будем. А-то моя супруга, – он показал глазами на белый кокон одеяла, из которого лукаво посмеивалась смазливая головка его молодой жены, – она ни в какую вина не хочет. Нельзя – говорит. А с тобой мы друзья. Хочешь, Алку позову? Алевтина! – крикнул он, ударяя кулаком в лёгкую переборку соседней комнаты. – Иди сюда! У нас – гости!
– Ой! – вошла, поправляя причёску. Алевтина – И вы тут? – почему – то на «вы» обратилась она ко мне. – Я, девушка честная, но выпить за компанию могу, – нарочито жеманничая, присела она к столу.
Вермут, несмотря на свой отвратительный вкус, положительно отразился на наших взаимоотношениях и с Алевтиной.
Спал я в её комнате, под дружное сопение соседок.
Легли мы поздно, и соседи с явным откровением похрапывали между паузами. Ихнее непротивление моему появлению нам с Аллой было, как говорится, в руку. За что девочкам низкий поклон и запоздалое «спасибо» от меня теперешнего. Науку я тогда прошёл хорошую… О чём под старость никогда не пожалеешь.
5
Вынужденная «болезнь» живота лишила меня полностью премиальных, да ещё пришлось писать объяснительную начальнику участка.
Дело в том, что моему другу пришло в голову на второй день после женитьбы устроить обязательное свадебное путешествие в деревню к своей бабушке, где он последние два года проживал, когда был исключён из школы за недостойное поведение: устроил драку с учителем физкультуры, который, страхуя прыжки через «коня» откровенно лапал девочек.