Тебя, бедового, себе на горе полюбила!»

Хочу упрёки едкие услышать оттого,

Что женский крик и есть любви мерило.

Жена бранится, но целует после – о-го-го!

Хочу, чтоб надо мной допросы учиняли:

«Куда поедешь? Скоро ли ко мне назад?

Как! Почему не скоро? Ты меня в печали

Одну оставишь? Дома ты пожить не рад?»

Я знаю, что ищу, но где найти – не знаю.

И остаётся мне глядеть по сторонам

И думать: «Незнакомка ты моя родная,

Небось, за поворотом, где-то там,

Стоишь и ждёшь меня, а я не поспешаю».

С таким настроением князь и возвращался домой в Румынию. Путь лежал через южную часть Молдавии, которая напрямую граничила с румынскими землями, и потому вокруг виделся почти родной пейзаж – холмистые равнины, покрытые лоскутным одеялом полей и пастбищ.

Кое-где по равнинам стелился белый дымок, означавший, что там ещё не закончили выжигать сухую прошлогоднюю траву, и эти дымы так же, как в Румынии, незаметно сливались с полупрозрачной дымкой тумана, заволакивавшего даль. Селения с белыми домиками, прятавшиеся за кронами фруктовых деревьев, мохнатые палки тополей, торчавшие вдоль дороги, да и сама дорога, переходившая с холма на холм, – всё напоминало о родине. Даже встречные крестьяне, когда Влад проезжал мимо них, кланялись ему так же, как его подданные, хотя для местных жителей он не являлся властью.

«Скорей бы граница», – думал венценосный путешественник, но из-за огромного обоза, который вырос вдвое по сравнению с тем, что было до похода, румынское войско продвигалось крайне медленно. Ускориться было никак нельзя, поэтому князь, которому уже не терпелось оказаться дома, часто отделялся от армии и с небольшой свитой ездил по окрестностям близ широкого торгового пути, по которому следовали остальные участники похода. Государь готов был ездить кругами, лишь бы куда-нибудь ехать – ехать, а не плестись!

В один из таких дней – кажется, в последнее воскресенье апреля – Влад опять без особой цели исследовал молдавскую глубинку, и вот тогда на малонаезженной двухколейной дороге, тянувшейся через широкое поле, он повстречал небольшую толпу нарядных селян, которые куда-то шли. Издалека Влад заметил только белую праздничную одежду, испещрённую замысловатой красной вышивкой, но, подъехав чуть ближе, обнаружил, что среди путников все молоды, причём большинство составляют девицы, которых сопровождали семь-восемь юношей, наверное, призванных оберегать нарядных подруг от всяких напастей.

Девицы и их охранители о чём-то весело болтали, но, увидев приближающихся всадников, облачённых в богатые кафтаны, отошли на обочину и поклонились. Румынский государь мог бы проехать мимо, но ему захотелось получше рассмотреть девушек. Ободряло и то, что многие из них были сами по себе. Среди этой ватаги явно угадывалось лишь две окончательно сложившиеся пары, а остальные только приглядывались друг к другу.

– Доброго вам дня, прохожие, – произнёс Влад, останавливая коня, а вслед за государем остановилась и вся его свита.

– И тебе доброго дня, господин, – ответил рослый молодец, очевидно, считавшийся старшим.

Девушки стояли, низко склонив головы, укрытые платками, так что лиц было никак не разглядеть, однако князь надеялся на какие-нибудь перемены, и начал тянуть время, спросив, куда же направляется весёлая компания. Оказалось, что девицы и молодцы идут на гулянья в соседнее село, что было вполне предсказуемо. Тогда Влад решил притвориться, что заблудился, и стал спрашивать, как выехать на большую дорогу.

Главный охранитель девушек и его товарищи начали терпеливо объяснять, а тем временем сами девушки всё больше показывали лица. Наверное, юным селянкам хотелось увидеть знатных конников, а с низко склонённой головой можно было рассмотреть разве что конские копыта.