Встряхнула головой, отгоняя пугающие фантазии. Даже плакать расхотелось. Нужно обязательно дать себе слово никогда не подпускать Нику и Лику к раскопкам. Никогда!

Особенно с колой.

– Лан, ты чего? – спросила Лиза. – У тебя вид такой испуганный.

– Ты испугалась, что итоговую оценку за год эта ерунда испортит? Не бойся ты, не повлияет этот тест ни на что, – махнула рукой Юля. – Мне наш препод сказал, что экзамен принимает он, а не этот индюк. И он будет решать, кому что ставить, а не какой-то тест.

– Да нет, – махнула я рукой. – Я в Амфиполи хочу, – выдохнула тоскливо.

– Слушай, – подошла вдруг Ника, заметив мою апатию. – Ну, честное слово, только пыльный синий чулок может интересоваться какими-то там старыми камнями. Брось заниматься ерундой! Я все равно попрошу Сашулю взять тебя с нами. Развеешься.

Подняла на нее взгляд полный бессильной ярости. И вот что полагается делать в таких случаях? Ведь она и правда не понимает.

– Ник, иди отсюда, а! И так тошно. И не пойду я с твоим хахалем никуда.

Махнула рукой и отвернулась.

– А я тебя с хахалем и не отправляю, – обиженно ответила она. – Я тебя с нами хотела взять. Но дело твое. Можешь тут сидеть и киснуть дальше.

– Может, меня возьмешь? – попросила Лика с надеждой.

– Тебя не возьму, и не проси, – и они обе ушли.

А я осталась сидеть на мраморной скамейке, размышляя о жизни.

– Может, попросишься сама, если для тебя это так важно? – спросила Юля, видя, что я никак не реагирую на другие темы для разговора.

А у меня в глазах зажегся огонек надежды.

– Да! Он должен меня принять! – воскликнула я и, позабыв все на свете, побежала обратно в аудиторию.

Мужчина, склонившись над кипой листочков, читал ответы, с разочарованием зачеркивая неверные. Он удивленно поднял на меня сухие глаза и спросил:

– Вы что-то хотели?

– Да, профессор, – замялась я, не зная, как дать понять принципиальному жесткому мужчине, что я очень хочу заниматься археологией. Что история для меня – как океан для рыбы. Такая же огромная, манящая и необходимая. – Вы не могли бы дать мне второй шанс? Я очень хотела бы переписать тест.

– Зачем? – спросил он, не сводя с меня буравящего взгляда.

– Я была бы счастлива поехать с вами в Грецию… – ответила я тихо.

– Этому были бы счастливы многие, в том числе и те, кто знает, что такое дисциплина.

Его тон был жестким и холодным. Он оглядел меня с ног до головы довольно неприятным взглядом.

– Я извиняюсь за то, что так повела себя на вашем занятии. Но я обещаю…

– Не стоит, – жестко прервал он, и мой карточный домик мечты с треском посыпался в бездну. Второй раз. – Я не люблю, когда вокруг меня суета и крики. Не признаю людей, лишенных воспитания, к коим и вы, судя по всему, и относитесь. А потому, не утруждайте себя извинениями.

Я молча развернулась и вышла из аудитории. Мои кулаки были плотно сжаты, как и челюсти. Это было очень обидно. Очень.

Этот случай я старалась отныне не вспоминать. Мое душевное равновесие было нещадно нарушено, гнев на весь мир переполнял грудь, сжигая изнутри. Мне нужно было как-то отвлечься.

И я постаралась так и сделать.

Я была единственным ребенком в семье. Когда-то давно, когда у меня была семья. Отец с любовью растил дочку после ранней смерти жены. Я не помню свою мать, но помню теплые руки папы и его басовитые колыбельные, которые так трогательно звучали по вечерам.

Когда мне было четырнадцать, отец женился второй раз. Эта женщина не смогла стать мне матерью, да и не пыталась. Две ее собственных дочери-близняшки, старше меня на год, казались мне вздорными и неинтересными особами. С ними мне тоже в свое время не удалось найти общего языка. Похожие, как две капли одного коктейля, они абсолютно одинаково портили мою жизнь. Все свои отрицательные качества они унаследовали от матери. Как мой добрый простоватый отец мог влюбиться в такую женщину, не понимаю до сих пор. Но, сердцу не прикажешь.