– А когда результаты будут готовы? – спрашиваю я. На что мне командным голосом отвечают:

– Не разговаривать. Обо всем скажут.

Я «беру под козырек», отвечаю «Есть» и далее сижу уже молча. Нет, не обижаюсь, а очень даже понимаю ее, ведь ей приходится пропускать через свой кабинет огромное количество абитуриентов. Люди разные, задача перед ней поставлена тоже не из легких – взять кровь, определить, годен ли абитуриент к работе, и все это необходимо делать быстро, правильно и четко, так как поток большой. Понятно и то, что эта женщина, врач, привыкла работать с военными. Она знает, как надо общаться с контингентом, который не прочь поговорить о прекрасном с женщиной за счет ее же драгоценного времени. Своей строгостью она мне сразу понравилась: лицо ее выражает ту самую цель, ради которой она здесь. Кажется, что выше нас, выше всего, что ее окружает, есть только ее работа, или, так скажем, ее сверхзадача, которая должна быть выполнена ею в любом случае. Она русская, классическая русская городская женщина, – лицо у нее далеко не полное, и фигура как у девочки, нос прямой, как у древней гречанки, а все ее движения выверены и следуют своей рабочей логике. Честно сказать, про нее легенды ходили среди курсантов, которые ее и сейчас на гражданке, а может быть и в Африке вспоминают. А ведь плохого никто о ней не скажет – вспоминают с улыбкой.

Кровь она взяла и вот разливает куда-то ее сразу по каким-то то ли склянкам, а то ли маленьким стеклянным емкостям. В голове у меня почему-то возникают слова: лейкоциты, эритроциты, тромбоциты, главное, чтобы все в норме было, иначе домой отправят, наверное.

– Следующий. Выходим! – приказ ясен, встаю и иду на выход. Выйдя за дверь, обдумываю, что и как далее проходить предстоит, а результаты уже завтра готовы будут, если судить по разговорам на фильтре. «Это ладно, – думаю я. – Сейчас надо к себе в корпус, а там спрошу анкету».

Прежде чем зайти в свой корпус, я завернул в курилку. Здесь мужики собрались вокруг троих ребят, в неуставной военно-полевой форме, которые вели рассказы о боевых действиях. Меня привлекли у ребят на рукавах шевроны, на которых был изображен боец с автоматом и в каске, который выбивает дверь ногой. Мне еще подумалось тогда, что «знак очень для шеврона сложный, но ведь сделали же». Каждый из этих боевых молодых мужиков что-то рассказывал про свое. Один из них – как я потом узнал, он был дагестанцем – обратился к своему товарищу:

– Помнишь, того? Он погиб в день своего рождения? Так вот он, – снова обращаясь к окружившим его абитуриентам, продолжил дагестанец, – спустя четыре дня после смерти выглядел так, как будто спал. Обычно человек сразу чернеет или бледнеет, а этот как будто спит.

– Они обороняются, ведут огонь из окон, – объясняет другой. – Мы наступаем, с боков у нас танки идут…

Признаться, мне стало скучно. Докурив сигарету, я отправился в свой кубрик. Меня интересовала анкета и когда я смогу все пройти. В кубрике была, в общем-то, тишина. Я сел на свою кровать, достал из тумбочки коробку с чайными пакетами, положил два пакетика чая в свою большую кружку. Затем пошел к электрическому чайнику. Чайник наш стоял под кроватью, которая находилась у самого окна, у стены справа. При этом ставили или нагревали чайник прямо здесь же на полу, предварительно вытащив его из-под кровати. Так удобно – нагрел быстро, налил себе воды в кружку, задвинул чайник под кровать и ушел. Все, что и надо. Нагрев воды и залив свой пакетик в кружке, сел на свою кровать и начал размеренно потягивать чай, созерцая Саню, который сидел на своей кровати, находившейся у окна напротив меня через проход в кубрике.