Зрачки увлажняются. От блеска становятся еще шире и глубже. Страшный рассказ продолжается:

– Ведь в прошлом году, летом. Двадцать второго июня, представляете? Нас же тоже обстреляли. Нарочно такого не придумаешь, как в фильмах про Великую Отечественную. Вот тогда для нас началась эта война. Воспитатель один погиб во дворе. Как мы все плакали. С тех пор – как на иголках. Постоянно ждем угрозы.

Миша не хочет идти. Он боится. Очень боится. Знает – мир опасен. Люди опасны. Не все. Есть люди безопасные. Таких он не боится. Воспитатели, которых он знает, безопасны. Дети в группе безопасны. Прежде, чем убедиться в этом, он долго наблюдал. Несколько дней. Это оказались очень тяжелые дни. Было страшно, холодно и одиноко.

Теперь Мишу опять ведут в неизвестность. Он вяло упирается. Дышит тяжело. Расширенные зрачки, сливающиеся с темно-коричневой радужкой, недвижно смотрят в ближайшее будущее. Мышцы на бледном, болезненном лице немеют. Ноги немного дрожат и плохо держат. Вспотевшая рука норовит выскочить из теплой и мягкой обычно, но жесткой сейчас, ладони конвоира. Сил не хватает.

Вот закрытая дверь. Что за ней? Кто там? Дверь открывается. Там светлее, чем в коридоре. Яркий свет бьет в глаза. Узкий проход между большим окном справа и полками, уставленными книгами, слева. Там кто-то есть. Там разговаривают и чем-то шелестят. Чужие люди смотрят на него. Чужие дети сидят за столом и рисуют. Чужая обстановка кабинета давит. Он хочет вернуться в группу. Не получается.

Конец ознакомительного фрагмента.