– Я вижу, вы уже приступили к редактуре своего труда о достопочтенной сестре Норете. Значит, скоро мы увидим его напечатанным? – ядовито осведомился отец Феррандо.
– Думаю, да. И мой труд не менее красноречив, чем доносы ваших осведомителей. Я, в отличие от вас, отец Феррандо, не вкладываю свои таланты в чужие бумаги.
Отец Феррандо промолчал, поскольку усиленно думал, как бы половчее парировать удар. В отличие от ученого монаха, он не родился на острове, а приехал из Валенсии и уже восемь лет жил на Майорке. Иезуит хорошо был известен в городе, не только потому, что многих исповедовал – в частности, обитателей еврейского квартала, – но и от того, что пользовался здесь большим влиянием, особенно в прошлом, поскольку был духовным наставником предыдущего наместника короля. Он мечтал о должности ректора по иным соображениям, нежели отец Аменгуал. Тот хотел подняться на ступеньку повыше и продвинуться по карьерной лестнице. А у отца Феррандо был брат, младше его почти на восемь лет, который вот уже три года занимал место настоятеля в монастыре Сарагоссы. Сам же он, хоть и разменял пятый десяток, не добился ничего лучше репутации уважаемого исповедника.
– Я надеюсь, отец Аменгуал, что сегодня вы усладите наш слух, как и обещали, чтением наиболее важных отрывков из своего труда. А жена наместника короля уже знакома с сим славным манускриптом? Думаю, все, что касается проявлений святости сестры Нореты, проверено и неопровержимо доказано, верно? Я говорю это для вашей же пользы… По нынешним временам малейшая ошибка может обойтись весьма дорого… И вот это место, где вы пишете, что она постилась со столь крохотного возраста…
– Мне подтвердила это дочь ее кормилицы, которая еще жива. Она достойная женщина, крестьянка из Алгаиды, самой чистой крови[67]. С чего бы ей лгать?
– А я не говорил, что это вранье. Но деревенские жители легковерны и болтливы. Послушать их, так и ослы умеют летать…
– Не знаю, верят ли они в летающих ишаков, но в нынешние времена случаются и более странные вещи. Например, некоторые ослы разговаривают…
– И кроме этого – истошно орут и брыкаются.
«Ловко я на сей раз нашелся», – подумал отец Аменгуал. «Так ему и надо! Что он о себе воображает? Осел – он и есть осел!» – сказал про себя отец Феррандо. Оба молчали, словно выжидая, кто первый начнет атаку. Они бы долго так стояли, если бы в коридоре не послышались голоса. Это были хронист Анжелат и племянник наместника короля капитан Себастья Палоу, который надзирал за строительством бастиона Святого Петра. Никто не сказал бы, глядя на его приземистую фигуру, что он не только человек деятельный, но и большой любитель словесности, хотя и не такой, как хронист.
Отец Аменгуал вышел, чтобы встретить их, стараясь скрыть то раздраженное состояние, в которое его привел разговор с отцом Феррандо. С самым радушным видом монах провел гостей в келью, в глубине которой служка уже расставил пять стульев для участников тертулии. Отец Салвадор Феррандо, чтобы ни в чем не уступать отцу Висенту Аменгуалу и продемонстрировать свое над ним превосходство, приветствовал вновь пришедших с улыбкой святого.
– Отец Аменгуал, так же, как и я, или, лучше сказать, особенно я, ибо я более невежественен, чем отец Аменгуал, мы оба рады приветствовать вас, сеньоры. Общение с вами столь поучительно для нас, особенно для меня, когда каждый понедельник вы одариваете нас своей ученостью… Благодаря вам мы узнаем столько нового…
– Отец Феррандо, – прервал его хронист, язвительно усмехнувшись, – не преувеличивайте! Вы ведь тоже не монахи-затворники…