– Обдóлбитесь, потом насилуете детей! – злобно крикнул мне в ухо один из ментов, мелкий и злобный подсос. Как видно, в их связке он был тем самым «плохим копом».

Естественно, я не выдержал и тут же сказал этому пидору всё, что о нём думаю. Может, и зря – ведь получается, что если меня так легко вывести из себя, то он был в чём-то прав. Но сдержаться я всё же не смог: у меня аллергия на ментов – подхватил её весной 2022-го, когда меня вместе с другими инфантильными мамкиными революционерами загрузили в автозак на подступах к отелю «Фор Сизонс» на печально известной Манежной площади и увезли оформлять в Сокольнический ОВД. Видно, такая у меня судьба: человек, который в жизни и мухи не обидел, общается с ментами чаще, чем с мамой.

Но в тот раз стафф мусора не нашли. Ехать на освидетельствование нам не хотелось от слова совсем, поэтому началась знакомая игра: «Может, разберёмся на месте?» Приятно видеть, как неподкупные стражи правопорядка сперва – ради собравшейся публики – играют в невинность. Как красиво они убеждают себя, что работают ради великой идеи – очистить мир от говна и опасных элементов вроде меня! А потом сами предлагают отойти в сторонку и мнутся, как девчонка на вписке, набивая себе цену.

– У подруги день рождения! – Кока заговаривал им зубы с милой улыбкой. – А у нас всё равно ненаход. Хотели посидеть, отметить… Ребят, ну вы же всё понимаете?

Понимают. Все всё прекрасно понимают. В данном конкретном случае: цена ментовской совести – пятнадцать тысяч налом. И вот тебя – врага общества, которого только что обвиняли во всех смертных грехах, – отпускают после милой дружеской беседы. И даже дают совет, как не спалиться в следующий раз:

– Шмотки надо сразу сжигать, ребята. Эта фигня не отстирывается с первого раза, три стирки минимум, так что имейте в виду.

Спасибо, дядя милиционер! Удачи тебе и до скорой встречи!

В тот раз была моя очередь снимать последнее с кредитки «Альфа-Банка». Потом мы, под прожигавшими наши затылки взглядами мусоров, только что не с разбегу, запрыгнули в Кокину тачку и полетели по Боровскому шоссе. Тогда-то и выяснилось, что Лёха, не найдя другого выхода, каким-то образом проглотил целый пак. Проблема была в том, что он разжевал его зубами… И мы летели, не останавливаясь на красный свет.

У Коки уделанный Лёха, словив пугающий потный приход, истошно блевал, обхватив унитаз. А когда ему стало полегче и мы с Кокой поняли, что он хотя бы не двинет кони, то сразу поехали за новым стаффом. Помню, как я стоял у «зебры» на Боровском шоссе и по щекам у меня текли слёзы.

– Это полная хуйня, – скулил я, не глядя на трясущегося рядом Коку. – Чувака выворачивает, у него передоз, он там один, а мы опять прёмся в ебучий лес!

– Всё с ним будет в порядке, – успокаивал меня Кока. Он и сам знал, что это полный пиздец. Он сам всё прекрасно знал, но никогда бы в этом себе не признался.

Повадки конченых, бессердечных гондонов. И вот вместо того, чтобы вызвать «скорую» для Лёхи, час спустя мы сидели где-то в Рассказовке и, счастливые, как дети на Новый год, раскручивали под кустом изоленту…

А теперь родители отправили Коку в Сербию. Как будто они не знают, что от себя убежать невозможно! Впрочем, их нельзя ни в чём винить, даже в том, что они не попытались для начала поставить ему капельницу. Наверно, это была моя задача – задача лучшего друга: вымыть из Коки всю эту дрянь – физраствором, добрым словом, любовью, уверенным примером. Вот что я должен был сделать. Но я не смог. Вместо этого мы с ним из раза в раз весело наступали на знакомые грабли, чтобы забыться, ужраться на очередные два дня и три ночи. Бесконечные и бессмысленные разговоры, которые никуда не ведут, – на закате. А на рассвете, там, куда занесла нас белая дорога, в ярости и под солью выкуривать последнюю сигарету, ожидая тревожного выхода вещества. И клясться друг другу, что всё это в самый последний раз.