Незнакомец, впервые увидев Бонара Дейца, мог бы принять его за ученого, кем тот, собственно, и был, но не за политического лидера. Лидеры традиционно полноваты и авторитарны, а Дейц с виду не был таким. Его удлиненное худое лицо – один недружелюбно настроенный карикатурист изобразил его однажды с миндалевидной головой на тощем как жердь теле – не отличалось красотой, которая столь привлекает избирателей, что они голосуют за некоторых политиков независимо от их обещаний и реальных дел.

И однако же у него было поразительное число приверженцев в стране – среди людей специфических, как говорил кое-кто, – людей, сумевших выявить в Дейце чувства более тонкие и глубокие, чем у его главного политического противника Джеймса Макколлума Хоудена. Тем не менее на последних выборах Хоуден и его партия побили Дейца с разгромным счетом.

Когда Дейц вышел в зал Конфедерации, сводчатый вестибюль с колоннами из темного полированного сиенита, служитель в форме беседовал с молодым человеком – на вид совсем подростком – в рыжих брюках и спортивной куртке «Гренфелл». Голоса их были отчетливо слышны.

– Извините, сынок, – говорил служитель. – Не я устанавливаю правила.

– Это понятно, но не могли бы вы сделать одно исключение? – Парень говорил с американским акцентом – если не с далекого юга, то откуда-то из тех мест. – У меня всего два дня. Мои родители возвращаются…

Бонар Дейц невольно остановился. К нему это не имело никакого отношения, но что-то в этом парне… И он спросил:

– В чем проблема?

– Молодой человек хочет посмотреть парламент, мистер Дейц, – сказал служитель. – Я объяснил, что это невозможно – ведь праздники…

– Я из Чаттануги, штат Юта, сэр, – сказал юноша. – Заканчиваю университет по истории конституций. И я подумал, что, раз уж я здесь…

Дейц взглянул на свои часы.

– Я могу провести вас по зданию, если только быстро. Пойдемте. – И, кивнув служителю, он повернул назад.

– Ух ты, вот это лихо! – Высокий студент последнего курса шел рядом с ним, меряя пространство длинными шагами. – В самом деле здорово!

– Если вы изучаете историю конституций, то понимаете разницу между нашей, канадской, системой правления и вашей.

Юноша кивнул:

– Думаю, что понимаю – в основном. Главное различие в том, что мы выбираем президента, а ваш премьер-министр не избирается.

– Он не избирается в качестве премьер-министра, – сказал Дейц. – Однако, чтобы быть членом палаты общин, он должен быть избран в парламент, как и все другие члены. После выборов лидер партии большинства становится премьер-министром и затем создает кабинет министров из своих сторонников.

Канадская система правления, – продолжал он, – это парламентарная монархия с единой линией власти, которая идет от обычного избирателя вверх – через правительство к короне. А при вашей системе власть разделена – одни полномочия имеет президент, другие – конгресс.

– Проверяй и уравновешивай, – заметил юноша. – Только иногда так много проверок, что ничего не делается.

Бонар Дейц улыбнулся:

– Не стану это комментировать. А то мы можем нанести вред внешнеполитическим связям.

Они подошли к вестибюлю палаты общин. Бонар Дейц открыл одну из тяжелых двойных дверей и провел своего спутника в помещение. Они остановились, окруженные глубокой тишиной, которую почувствовали кожей. Горело всего несколько светильников, и там, куда не доставал их свет, галереи и стены тонули в темноте.

– Когда идет заседание, здесь куда оживленнее, – сухо заметил Дейц.

– А я рад, что увидел ее такой, – тихо произнес юноша. – Это… это выглядит своего рода святыней.

Дейц улыбнулся: