– Более или менее, – сказал он и рассмеялся оттого, насколько ее заботы были несопоставимы с его заботами.

– Я съезжу на день в Монреаль для покупок сразу после праздника, – решительно заявила Маргарет. – Там всегда можно купить куда больше, чем в Оттаве. Кстати, как у нас с деньгами?

Он нахмурился:

– Не слишком хорошо: мы уже перебрали в банке. По-видимому, придется снова продать кое-какие облигации.

– Снова? – Казалось, это озаботило Маргарет. – У нас осталось их совсем немного.

– Верно. Но поступай как наметила. – Он любовно посмотрел на жену. – Одна поездка за покупками ничего особенно не изменит.

– Ну если ты так в этом уверен…

– Уверен.

Но уверен он, подумал Хоуден, был лишь в одном: никто не подаст в суд на премьер-министра за задержки с платежами. Нехватка денег на личные нужды была источником постоянных волнений в семье. У Хоуденов не было персональных средств, если не считать скромных сбережений, отложенных во времена, когда он занимался юридической практикой, а в Канаде – при существовавшей во многих случаях ограниченности мышления – страна платила своим руководителям более чем скромно.

Хоуден часто думал, какая это злая ирония, что канадский премьер-министр, отвечающий за судьбу нации, получает меньше американского конгрессмена. У него не было служебной машины – он ездил на своей собственной, купленной на эти скромные средства, и даже бесплатный дом был предоставлен ему совсем недавно. Всего лишь в 1950 году тогдашний премьер-министр Луи Сен-Лоран был вынужден жить в двухкомнатной квартире, такой маленькой, что госпожа Сен-Лоран держала банки с вареньем под кроватью. Более того: после целой жизни, посвященной работе в парламенте, большинство бывших премьер-министров по выходе на пенсию могли рассчитывать лишь на три тысячи долларов в год согласно существовавшей пенсионной схеме. В результате в прошлом премьер-министры держались за свое кресло до глубокой старости. Некоторые, впрочем, выходили на жалкую пенсию, рассчитывая на помощь друзей. Министры и члены парламента получали даже еще меньше. «Просто поразительно, – думал Хоуден, – что столь многие из нас остаются честными». В известной мере он не слишком возмущался тем, на что пошел Харви Уоррендер.

– Тебе бы следовало выйти замуж за бизнесмена, – сказал он Маргарет. – У вторых вице-президентов больше денег.

– Я полагаю, существуют и другие вещи в качестве компенсации, – заметила Маргарет.

«Слава богу, – подумал он, – что у нас такой хороший брак». Жизнь политика может лишить столь многого в обмен на власть: чувств, иллюзий, даже честности, а без тепла близкой женщины мужчина может стать пустым орехом. Он отбросил мысли о Милли Фридман, хотя и не без некоторого опасения.

– Я тут вспомнил то время, – сказал он, – когда твой отец застал нас. Помнишь?

– Конечно. Женщины всегда помнят такое. Я считала, что ты забыл.

Произошло это сорок два года назад в городе Медисин-Хэт, что стоит среди холмов на западе. Ему было двадцать два года, выходцу из сиротского приюта, новоиспеченному адвокату без клиентов и каких-либо перспектив. Маргарет было восемнадцать, она была старшей из семи дочерей аукциониста по скоту, который вне работы неизменно оставался мрачным, некоммуникабельным человеком. По меркам тех дней семья Маргарет считалась зажиточной по сравнению с Джеймсом Хоуденом, перебивавшимся по окончании учебы с хлеба на квас.

Однажды воскресным вечером, перед походом в церковь, им удалось остаться в гостиной вдвоем. Они стали целоваться со все возрастающей страстью, и Маргарет была полураздета, когда в гостиную вошел ее отец в поисках молитвенника. В тот момент он ничего не сказал – лишь пробормотал «Извините», но потом, вечером, сидя за ужином во главе стола, мрачно посмотрел в другой его конец и обратился к Джеймсу Хоудену.