Он поплутал по лабиринту боковых проулков, пока ноги сами не привели его на улицу, где жил Бхаванишанкаррао. К тому же, не дойдя нескольких ярдов до его дома, Рамдас встретил отца Бхаванишанкаррао, и тот привел его прямо к воротам. Бхаванишанкаррао и прочие обитатели коттеджа встретили Рамдаса с распростертыми объятиями.
Здесь он вновь повидался с Ситабаи, сестрой Бхаванишанкаррао, и теперь – вдовой д-ра Уманатрао из Кундапура. Больше года назад Уманатрао покинул смертную оболочку. Глубина веры Ситабаи и ее отрешенности от всего мирского была поистине поразительной. В доме каждый вечер исполнялась духовная музыка, а во второй половине дня проводилось чтение Рам-мантры. Самыми ревностными участниками этих церемоний были Бхаванишанкаррао и его сестра.
Рамдас изменил свой рацион, ограничив его молоком и фруктами. Он провел с этими добрыми благочестивыми людьми четыре дня, а потом уловил явственный призыв из Кириманджешвара, пригорода Кундапура, известного также как Ашрам Агастьямуни.
На пятый день Рамдас выехал из Бангалора вечерним поездом и на следующий вечер прибыл в Казарагод. Здесь он не упустил случая удостоиться даршана Гурудэва[8] и повидался со многими почитателями. Задержавшись в Казарагоде всего на один день, он последовал в Мангалор. Его целью был Кириманджешвар, и он должен был оказаться там как можно быстрее. Он получил «сообщение», что в этом месте ему предстоит длительное голодание. В Мангалоре он ненадолго заглянул к матушке Рукмабаи[9], а затем двинулся прямо в Удипи и оттуда поспешил в Кундапур. На ночь его поместили в диспансер Рама Бхатджи. Утром он переправился через реку на пароме и оказался в Кириманджешваре.
Он сразу же искупался в храмовом водоеме. Выпив немного воды, он до вечера бродил в огромном лесу, в чаще которого обнаружил маленький храм богини. Храм состоял из внутренней святыни – узкого и темного помещения, где была установлена каменная статуя Дэви, чистой передней комнаты с гладким блестящим полом и открытой веранды. Он решил обосноваться в примыкающей к святыне комнате, где было много свежего воздуха. Имущество его состояло из одного дхоти и двух набедренных повязок.
Режим его складывался примерно так: три омовения в пруду – утром, днем и вечером, что совмещалось с питьем воды из того же пруда. Пруд находился примерно в пятидесяти ярдах от храма Дэви. Ночи он проводил в комнате, дни – в лесу. У храмового алтаря вечером зажигался светильник – глиняная плошка с кокосовым маслом. Он горел несколько часов. За этим следила матушка, жившая неподалеку. Обычно она делала это раньше, чем он возвращался из леса в сумерках, так как к его приходу лампада уже горела. Как-то раз матушка припозднилась, и он уже сидел в комнате. Она пришла в храм, как всегда, но, увидев смутные очертания его фигуры в полумраке комнаты, испугалась, взмахнула руками и, громко вскрикнув, в ужасе убежала прочь. После этого она не появлялась ни разу, и светильник больше не зажигался.
Иногда вечерами Рамдас совершал прогулки к океану. Он обнаружил на берегу огромный камень, выдающийся в море, и, взгромоздившись на него, подолгу глядел на огромные волны, с грохотом бьющиеся о скалы. Под ногами шныряли морские крабы, над головой летали белые чайки, длинная лента песка искрилась на солнце. На исходе дня его ожидало одно из самых впечатляющих зрелищ – закат солнца. Постепенное погружение пылающего диска в глубины синего моря завораживало его взор. Здесь, на берегу, несмотря на оглушительный рокот волн, он ощущал покой, не поддающийся описанию.
Так шли его дни – в молчании, посте и омовениях в пруду. Кто-то из сельчан, прослышав о его голодании, пытался прервать его, уговаривая отведать молока или фруктов. Но он был равнодушен как к дарам, так и к дарителям. Как-то раз во время своих бесцельных блужданий он вышел к рынку, где большинство продавцов были мусульманами.