Моя милая.
Я приду за тобой.
Обещаю.
Глава 4. Ей никогда не быть твоей
За несколько часов до суда
Грейс
– Почему ты не ответила сегодня на уроке правду?
Светловолосая девочка молча разглядывала носки своих лаковых туфель и нервно отдернула край школьной формы.
– Мы все должны были ответить, – настойчиво продолжал мальчик напротив: – Ты должна была высказать своё мнение. Сказать правду.
Её-то говорить было тяжелее всего. Потому что учителю, якобы свято чтившему догмы Материка, было искренне плевать, что кроме его правды есть что-то ещё. «Отлично» получали лишь те, кто повторял слова педагога, выдавая их за своё мнение в ином контексте.
Да и, в любом случае, дома ожидал отец. Который ни при каком исходе не одобрил бы поступков своей голубоглазой дочери – будь то кричащие слова собственного мнения или же гробовое молчание, принесшее очередную отрицательную отметку в табеле
Он всегда недоволен, так зачем тратить усилия?..
– Я не знаю, – дрожавшими губами пролепетала девочка ответ на первый вопрос, чувствуя, как слёзы предательски пощипывают глаза.
Никто в школе не должен знать о её проблемах в семье, так что признаться мальчику во всём, в истинных причинах – невозможно.
В этот день, девочка впервые отвела взгляд при разговоре, нарушая принятый по уставу школы прямой зрительный контакт с учителями и другими учениками.
В этот день, впервые научилась скрывать и увиливать, пускай так по-дилетантски фразой «не знаю».
В этот день, впервые не издала ни звука, когда пять ударов ремнем дома пришлись по рукам.
Чтобы выжить, надо стать незаметной. Не привлекать к себе внимания. Слиться со стенами. Дождаться возможности уйти официально, потому что каким бы изгоем в собственном доме она не была, сбежать с Материка в никуда и стать изгоем общества было бы невыносимо.
И научиться лгать.
Чтобы дожить до возможности уехать, нужно научиться жить во лжи. Не доверяй никому, маленькая Грейс.
***
Я настойчиво отогнала нахлынувшие воспоминания прошлого, машинально проведя рукой по запотевшему от принятого душа зеркалу. Словно так картинка настоящего стала бы четче. Единственные вещи, которые внесут изменения в мою поблекшую жизнь сегодня – это всё-таки выданная новая одежда. Дождалась подачки…
И скорый суд. Что поставит окончательную точку во всём этом нескончаемом дерьме.
Одевшись, я вышла, мирно протянув руки ожидающему у двери охраннику, и уже с абсолютно безразличным видом услышала щелчок замкнувшихся на запястьях нейростимулирующих наручников. При любой попытке бегства они срабатывали как надо, и если в первые дни заточения я надеялась на шанс сбежать, то сейчас даже не хотела представлять, какую боль они принесут всему телу, если хоть дёрнусь на полшага. Идти обратно до камеры недалеко – двадцать футов, которые мозг привычно отсчитывал до момента последующего многочасового одиночества в четырёх стенах.
Бедро болело не так сильно и кровоточило реже – скорее всего, заживало, но и на это мне было уже наплевать.
На всё.
Стало.
Плевать.
Та самая стадия безысходности и принятия ситуации, которая даже начинала утомлять. Я ждала финала, ждала оглашения приговора, который, уверена, будет не в мою пользу. А дальше – пара минут, острая игла в вену и, возможно, в потустороннем месте, в которое больше никто на Материке давно не верил, мне посчастливится увидеться с Нордом.
Может быть, я смогу обрести его прощение.
Хотя бы так.
Хотя бы после смерти.
Открыв электронный замок картой-ключом, охранник развернул меня лицом и слегка подтолкнул в плечо, и когда я оказалась на пороге, быстрым движением снял оковы с рук. Дверь с характерным звуком закрылась. И…