Она побоялась им признаться, что радость жизни она здесь не ощущала. Но промолчав, она сама для себя решила, что таким образом оставила для себя тут запасной выход в случае неудачи. Или запасный. До сих пор не знала, как правильно.

Они сговорились? Или это обычный текст для увольняющихся и не особо выдающихся сотрудников? А может, наоборот, для выдающихся, просто они не хотят ее потерять и удерживают через манипуляции?

Ха. Надейся, да. Приползёшь к ним через месяц в слезах, попросишься обратно, и там увидишь, какая ты выдающаяся. Забери заявление, пока не поздно, еще можно все отменить. Через пару недель добровольной сверхурочной работы они, может быть, простят тебе твою мимолетную глупость.

И вот сейчас предательская простуда на самом видном месте убила остатки уверенности в себе и в том, что она приняла правильное решение. До этого момента она еще как-то держалась. Говорила всем, что точно знает, чего хочет от жизни. А сейчас у нее проступил пот и ладони превращались в вату. Комок собрался в горле. Ей хотелось плакать. И забиться в угол. Ничего не выйдет. Она не справится.

Я же тебе говорил.

Может, прикинуться больной? Она ведь и вправду больная. Посмотрите на ее лицо, оно же отражает всю боль ее существования. Доктор Вайс мог бы подписать ей справку о недееспособности на пару-тройку дней. Но если они узнают, что она находится под наблюдением психотерапевта, они стопроцентно расторгнут с ней еще не заключенный договор даже до выяснения причин заболевания. А другой доктор, обратись она к нему, узнав о том, что она хочет больничный по причине простуды на губе, отправит ее в клинику к доктору Вайсу понаблюдаться. Это замкнутый круг. У нее нет выбора.

Она должна выйти из дома и пойти по направлению к новой работе.

Ты должна.

В конце концов, всегда остается шанс, что ее на каком-нибудь перекрестке слегка заденет проезжающий автомобиль. Без страшных травм, но так, чтобы ее могли увезти в больницу и оставить там на пару дней. А водитель, конечно, испытывая чувство вины, приходил бы к ней по утрам с белыми цветами и рассказывал бы ей, что происходит за окном, так как ей пока рано вставать. А к концу третьего дня ее пребывания в больнице, оказалось бы, что он – наследный принц Британии, восемнадцатый в очереди на престол, и потому не сильно обремененный обязательствами, и он влюблен в нее по уши и хочет забрать ее с собой во дворец. А простуду он просто не видел по причине близорукости. Но красоту ее разглядел сразу, еще из машины в момент аварии. Поэтому-то авария и случилась, для него это было слишком яркой вспышкой. Ах, как это было бы прекрасно!

Она улыбалась в ожидании лифта. Она почти поверила в то, что сегодня с ней все это случится, и ей даже захотелось скорее оказаться на улице. Но лифт где-то застрял и не хотел ускорять ее приближение к волшебной сказке. Может, лифт злится на нее за то, что она вчера обронила там трамвайный билет и не захотела поднимать, так как он упал в какую-то подозрительную лужицу?

Двери, наконец, открылись. Электронный голос надменно оповестил “двадцать третий этаж”. Ехать надо было примерно половину минуты, и она приготовилась в это время помечтать, как рожает своему принцу красивую кудрявую малышку, и как телевидение транслирует растяжки на главных мостах в городах по всему миру “У них девочка!”

Чудесное утро.

Лифт немного дернулся, и электронный голос сообщил об остановке на пятнадцатом этаже. Это был его этаж. Черт. Только не сегодня. Пожалуйста. Она вспомнила о своем обезображенном лице. Там еще двенадцать квартир, это может быть кто угодно. А с ним она встретится когда-нибудь потом, когда на ее лице не будет противных лепешек. И может быть, она даже назначит ему свидание. Правда, он вроде бы живет с какой-то девушкой. Она его видела однажды с ней. Не в ее правилах встречаться с женатыми. Но он ей так нравится, еще с прошлой осени. Вдруг он все же свободен? Их редкие встречи в лифте и у мусорных баков были лучшими моментами на протяжении всего этого времени. Однажды он спросил ее “Вам какой этаж нажать?” в тот момент, когда они вместе поднимались на лифте и ее руки были заняты пакетами с продуктами. Она засмущалась тогда, вспомнила, что у нее в прозрачном пакете лежит бутылка вина как раз с его стороны, и он обязательно подумает сейчас, что у нее проблемы с алкоголем. Она почему-то тогда покраснела, и ответила как-то глупо и с паузой, что ей нужно на двадцать второй. А она жила на двадцать третьем. Зачем она это сказала? Подумала, наверное, что скрывая этаж, она снизила свои шансы прослыть алкоголичкой? В голове пронеслись голоса старушек-соседок: “…Вы знаете, на двадцать втором этаже живет одинокая пьющая девушка. Такая молодая и красивая, и уже с дефектом. Такая печаль …Серьезно? Не видела… Одну знаю, но она на двадцать третьем живет, значит не она”. А вдруг он потом часами караулил ее на двадцать втором, желая признаться, как она его в тот день очаровала? Идиотка. Упустила свой последний шанс.