– Дим, отбой, – сказал Егор. – Тут пусто, лаборатория съехала как минимум вчера вечером. Я вызвал криминалистов, теперь это их работа.

– Отбой? Да мы как бы уже на стройплощадке… Ладно, отправлю спецназ обратно. Ты где находишься? Хочу на лабу глянуть.

– Небоскреб-заброшка, номер четыреста сорок пять Вэ. Только без фильтров не заходи, тут все в хлорке, еще и газ распылили.

– Понял. Буду ждать тебя внизу, – ответил Дима, экран коммуникатора погас.

Провести полночи в отделе за бюрократическими пытками Егору не улыбалось. Он не спал уже третьи сутки, зверски устал, тайком грезил о койке с подушкой, и хотел, чтобы побыстрее вернулся нюх. Поднимаясь по бетонным ступеням он думал о том, как завтра поедет домой, в Питер. Последний раз он навещал родителей в канун Нового Года. Тогда Санкт-Петербург горел огнями разноцветных гирлянд и лазерных снежинок, с голограмм на фасадах домов подмигивали Снегурочки, улыбались бородатые Морозы в синих шубах. И те и другие тискали умилительно пушистых кроликов или котят – символ наступающего 2119 года. «Традиции – это нить, которая связывает людей вместе и не дает рассыпаться подобно бусинам по болоту», – говорил отец.

Однако в последнее время с традициями у Егора не складывалось. В тот вечер он заехал к своим на Площадь Мужества, поздравил второпях, выпил с отцом по стопке и рванул обратно в Москву. Расследование дела о незаконном применении нанотека поглотило его без остатка. Завтрашний семейный ужин – отличный повод исправить давнюю оплошность, и Егор в красках представлял, как сестренка радостно кинется на шею, как отец будет ворчать на вечную занятость, а мать побалует очередным кулинарным шедевром. Брат тоже обещался завтра быть… Егор вздохнул. С недавних пор брат больше не Лёнька Бестужев, а новый марсианин Лео.

Лелея мысли о встрече с семьей, Егор поднялся в вестибюль, как вдруг в сознании что-то дернулось, треснуло, расплылось. Нечто необъяснимое; нечто, за что его считали лучшим из ищеек, заставило остановиться.

Бак в коридоре. Егор не осмотрел его как следует. Надев на этот раз маску, чтобы ненароком не надышаться парами, он вернулся в подвал, подошел к баку. Высотой в половину человеческого роста и в диаметре метра полтора, он был закрыт металлической крышкой. Подняв оную, Егор заглянул в бак и криво усмехнулся: элементарно, Ватсон: в жидкости лежал полурастворившийся труп. Скорее всего, это H_>2SO_>4[1], и судя по тому, что кислота стала цвета чайной заварки, тело здесь маринуется минимум двенадцать часов. Сходу было сложно определить пол и возраст жертвы, но одно ясно наверняка: о поездке в Питер придется забыть.

Остаток ночи Егор провел в отделе БНМ на Автозаводской – занимался отчетами и прочей волокитой. Отснять материал, загрузить в сеть, пробить по базе, снова загрузить. Одним словом, морока. Писанину он не любил, уж лучше сутками бегать «в поле», чем протирать штаны в кабинете, пялясь на голограммы. Только с рассветом удалось немного покемарить, свернувшись на диване, что стоял в углу их с Димкой рабочей конуры.

Недолгие минуты, которые Егор назвал бы бледной тенью сна, были прерваны шумом. Из коридора и соседних кабинетов доносились громкие голоса, стук дверей, смех, брань, разговоры по делу и ни о чем. Отдел просыпался, оживал, наполнялся духом и силой тех, кто несет службу на благо Земной Федерации. Лучи солнца горели огнем на шпиле, венчающем башню, где располагался БНМ, придавая ему сходство со стрелой, несущейся в бесконечность.

Запах кофе и корицы Егор уловил задолго до того, как дверь распахнулась, и в кабинет вошел Дмитрий Кротов. Напарник поставил пухлый бумажный пакет и два стаканчика кофе на стеклянный стол, где мерцала трехмерная карта метроплекса. Затем щелкнул по сенсорной панели – окно посветлело, впустив пульс и ритм утреннего города.