Блондин насмешливости напарника не разделил. Подойдя к Татье, кивнул на колбу в ее руке:

– Это что такое?

Она прочитала голографическую надпись на его куртке: номер 36489. У них даже имен нет. Только номера, как у машин.

– Чернила, – ответил за нее Карл Вениаминович. – Такими некогда писала английская писательница Джейн Остин, если это имя не оскорбляет слух господ полицейских.

В его интонации звучал явный сарказм. Судя по лицу рыжего, имя писательницы ни о чем ему не говорило.

– Проверь состав чернил, – сказал блондин напарнику и протянул руку к колбе: – Вы позволите?

Как будто ее отказ что-то поменяет.

– Пожалуйста! – преувеличенно громко произнесла она и отдала чернила.

Номер 36489 передал их напарнику, тот капнул на затянутое в перчатку запястье, и справа от капли замерцали мелкие строчки. Татья вытянула шею, пытаясь разглядеть, что написано.

– Ну, что там? – спросил блондин.

– Ничего интересного, – ответил напарник. – Галловая кислота, железный купорос, гуммиарабик, глюкоза, фруктоза, фрагменты пектина, этиловый спирт.

– Стой на месте! – неожиданно рявкнул блондин на Карла Вениаминовича, который сделал несколько шагов к пузатому комоду.

Хозяин лавки замер, подняв руки. Мол, спокойствие, господа полицейские.

– Вот так и стой, – одобрил номер 36489. – И чтобы руки все время на виду были.

«В чем же он провинился? – недоуменно подумала Татья. – Такой милый, безобидный дедушка. Наверняка с кем-нибудь перепутали. Лишь бы обвинить!»

– Значит, чернила здесь покупаете, – произнес блондин, и его голубые глаза встретились с каре-зелеными Татьи. Она кивнула, и «номер» продолжил: – Небось еще и пером пишете свои романы о страстях человеческих. Все, как в старину.

Татья сделала вид, что не заметила иронии в его голосе, спокойно ответила:

– Бывает, что и пером. А что это противозаконно?

Лишь бы они не попросили продемонстрировать как это, писать пером! Одно дело сказать, совсем другое – сделать.

– Нет, скорее, экзотично. Кажется, современные писатели уже лет пятьдесят передают образы читателям напрямую без каких-либо вспомогательных инструментов.

Она посмотрела на полицейского с интересом. Вот уж не думала встретить среди них человека, интересующегося способами трансляции книг. Татья открыла рот, чтобы ответить, но рыжий вдруг спросил со смешком:

– Папашке своему в тюрягу тоже пером письма пишешь?

Татья вздрогнула – ведь ожидала, но все равно оказалась не готова. Блондин досадливо поморщился. Хозяин лавки переводил взгляд с одного на второго, и по его изборожденному морщинами лицу было невозможно определить, о чем он думает. Она нашла в себе силы взглянуть в лицо рыжему, и с достоинством ответить:

– Мы с отцом лишены возможности общаться.

Кажется, он смутился.

– Предлагаю ее отпустить, – негромко сказал блондин напарнику, но по интонации больше походило на приказ. – А с вами, Карл Вениаминович, мы побеседуем.

За шкафом послышался шорох. Полицейские насторожились и разом повернули туда головы. В тот же миг из-за шкафа с гомоном вылетело большое и красно-зеленое. И прежде, чем Татья успела закричать: «Это попугай!», пернатый налетел на рыжего. Полицейский отбил его кулаком, отправив на пол.

– Вот дьявол! Предупреждать же надо! – воскликнул рыжий, явно смущенный тем, что так резко отреагировал на птицу.

Татья метнулась к попугаю, села на колени. Раймонд тяжело дышал, открыв клюв и подняв дыбом перья на голове. Карл Вениаминович опустился на пол рядом с Татьей и сунул что-то ей в руку. Татья машинально сжала ладонь в кулак. Вещица была твердой и холодной, с четырьмя углами. Вскинув на Карла Вениаминовича глаза, девушка спросила взглядом: «Что это?»