Между супругами Сальтано давно не осталось любви и взаимопонимания; семейная атмосфера давно сошла на нет, жили они, как говорится, рядом, но не вместе. Хорошей домохозяйкой Мэри стать так и не смогла: готовить она не любила, убираться тоже – когда дома собиралась пыль, она нанимала помощников. Дом был обставлен дорогой мебелью в современном стиле, правда, выглядело все безвкусно и даже вульгарно: стены обклеены красными обоями, на полу черные, вечно пыльные ковры, диваны и кресла обтянуты темно-бордовой замшей, в центре гостиной – стеклянный журнальный столик. Окна занавешены бордовыми шторами, которые из-за пыли потеряли яркость, кухня в красно-черных тоннах была с единственным большим окном во всем доме, через которое всегда слышно, что творится у соседей. На втором этаже располагались три комнаты. Во-первых, спальня Джеффри и Мэри, в тех же тонах, что и гостиная. Затем – комната дочери с розовыми обоями, пушистым белым ковром и большой кроватью. Здесь было чисто: Роуз убиралась сама. И, наконец, полупустая гостевая комната с большим гардеробом, забитым вещами, и кроватью, где спал Джеффри после очередной ссоры с Мэри.

Шериф вошел в дом, где его ждала убитая горем жена. После звонка Ларсена он сообщил супруге, что нашли мертвую Роуз, но Мэри не нашла в себе сил поехать с мужем. Дом пронизывал холод – все окна были открыты. Мэри, все еще в фиолетовой пижаме, сидела на полу в гостиной у дивана и плакала, прижимая к себе колени. Услышав, как Джеффри входит в комнату, она кинулась к нему.

– Ты должен найти этого урода, слышишь? Иначе я тебе никогда этого не прощу! – плача навзрыд, кричала она и била Джеффри кулаками по груди.

– Возьми себя в руки, Мэри, прекрати истерить. Я и так все сам знаю! – ответил Джеффри на повышенных тонах, хватая жену за запястья рук.

Мэри, судорожно всхлипывая, медленно сползла на пол.

Джеффри опустился перед женой на колени, обнял ее и пообещал сам наказать виновного, чего бы ему это ни стоило. Она прижалась к мужу и сразу стала маленькой и жалкой. Не размыкая объятий, он смотрел поверх ее плеча на журнальный стол, где стояли фотографии Роуз. На одной – дочка, еще совсем кроха, летом во дворе, в розовом платье, с белым плюшевым зайцем в руках. На другой – она уже подросток, стоит на фоне дома в зеленой футболке, а по бокам родители, оба в белых рубашках, целуют ее в щеку. А третья фотография – портрет дочери в красивом синем платье, на выпускном, с букетом красных роз. Вдруг на Джеффри снова обрушилась пронзительная боль осознания, что Роуз больше нет…

Мэри весь день ничего не ела, а когда настала ночь, спать не легла, скиталась по дому из угла в угол и никак не реагировала на Джеффри, который всячески пытался ее успокоить. Только под утро она наконец уснула на кровати Роуз.

На следующий день Ник Ларсен позвонил шерифу и попросил приехать, сказал, что есть новости. Джеффри надеялся, что полиция уже собрала достаточное количество информации и есть подозреваемые. Он тут же собрался и через полчаса уже был в участке. Сам Ник был не в восторге от полученных сведений, но сообщить о них Джеффри он был обязан.

Кабинет Ника Ларсена, который он делил с Кристианом, располагался на втором этаже двухэтажного серого здания. Когда Джеффри зашел в кабинет, Ника поразил его вид: шериф выглядел сильно потрепанным, очевидно, он почти не спал. Черные брюки, синий свитер – вся одежда была какой-то мятой, несвежей.

Кабинет всегда проветрен, довольно уютный, небольшой по размеру, примерно двадцать квадратных метров. Стены его светлые, полы – темные и всегда чистые. Внутри стоят три стола: Ника, напротив – Кристиана и рядом со столом Ника еще один, пустой, который никому не принадлежал. В центре стены большое чистое окно, но сегодня пасмурно, и солнце не светит, и поэтому в кабинете был включен яркий свет. Сбоку от окна находится шкаф с документами. Вся мебель светлого цвета.