Теперь она не могла избавиться от чувственности, преодолеть её и от этого злилась. Ею начали одолевать желания, страсть, и волна за волной. Уж очень сильным был порыв в то роковое мгновение, приведший её в экстаз. Он и преследовал сейчас. И надо Филиппу отдать должное: он умеет, может возбуждать… «Ох, негодяй!.. Ох, животное!..» И проклятие уже исходило больше от досады. Теперь насилие не представлялось столь унизительным и постыдным. Наоборот – даже желанным. Которому она, наверное, предалась бы сейчас страстно, упоительно. О-о, скорее бы дождаться Сашу!..

Но как быть? Как быть?.. Или не быть?.. Вот в чём вопрос. Рассказать мужу об измене? Ведь насилие – тоже измена. Хотя есть и оправдательный аргумент – близость не пожеланию, но что это принесёт? Какие последствия?..

Маша представила вначале – поножовщину. Филипп, парень здоровый, Саше его не одолеть. Поэтому он может его или зарезать, или пристрелить. У Николая Ивановича есть охотничье ружьё. Этот ужас будет пострашней того, что она сегодня пережила.

А скандалы, пересуды чего стоят… От взглядов одной только свекрови можно повеситься. Кто поймёт: кто прав, кто виноват? Но виновата всегда женщина. Её Бог наградил слабостями, ей перед ним и людьми страдать. Или скрывать…

Перед Богом только и молиться, замаливать тот грех. Может и простит, если он есть. А нет, так лучше жить с этой отметиной до скончания дней своих и помалкивать. Не заведено в нашем общественном сознании разбираться в этих вопросах, а вот судить и рядить – такое событие становиться притчей во языцех.

«Ладно, не ножом же тебя распороли… заштопается», – успокоила она себя с сарказмом.

Чтобы сбить жар чувственности, греховных желаний и тяжёлые думы, Маша старалась загрузить себя делами. Приготовила еду, накормила Светланку, сама поела. Поставила в кастрюле мясо вариться. Для будущих щей или супа, – решит по ходу дела. И занялась уборкой в квартире.

Дом состоял из двух этажей, деревянный, построенный тридцать лет назад, а может быть и старше, и на вид запущенный, к которому давно не притрагивалась рука маляра. Зелёная краска на вагонке, которой обит дом, почти отшелушилась, побурела и побледнела. Из-под низа от фундамента на него начала наползать плесень. А на крыше шифер посерел, почернел, и кое-где края обкрошились. Через некоторое время Маша узнает и ещё об одном его качестве.

Поскольку республика Татарково быстро развивалась, застраивалась пятиэтажными кирпичными домами и уже приобретала очертания солидного промышленного городка, то всё внимание было сосредоточенно на его новом фонде. И эти три дома, стоящие с левой стороны Пионерской улицы, потеряли свою привлекательность. На их месте в перспективе планируется поставить такие же дома, как и в новом массиве или такие, как дома-колонки четырёх этажные, напротив, через улицу. С правой стороны улицы уже стояли такие дома – Набережный микрорайон. За его корпусами крутой спуск к Угре. Прекрасное, можно сказать, место отдыха – курортный вид из окон.

А в тех домах, в частности в том, в котором они живут, полы были деревянными, «музыкальными», скрипели летом, зимой немного меняли тон с мажора на минор. И двери имели свойства, то разбухать, то ссыхаться. Фрамуги на окнах тоже хоть привязывай. Если открыл, то того гляди отделяться от оконных переплётов. Открывались они по старинке – наружу, и очень даже могло статься – что унесёт их однажды ветром, как крылья бабочки.

Но всё равно квартира радовала, поскольку отдельная, поскольку своя. Живи она сейчас с родителями мужа, как бы она переживала эти муки в их окружении? А так одна, где со слезами, где со стонами.