Молодая женщина сетовала: «моя свекровь не переносит меняну а за что меня любить, нарожала им одних девочек»

Подобный дискурс используется не только в приватной сфере. Он артикулируется и на публичном уровне, озвучиваясь в устах власть предержащих: «Это было в советские времена. Я записалась в очередь за машиной, хотела подарить любимому зятю машину «Жигули». Через восемь лет подошла моя очередь. Но я тогда так и не смогла приобрести свою машину, потому что Н. (председатель райисполкома), сидя в своем кабинете, сказал мне прямо в лицо: «Зачем тебе машина, у тебя и сына-то нет, пять дочерей. Другим она нужнее». Меня это так задело, что я наговорила им много обидных вещей. В этом кабинете сидели две женщины, и они поддержали его одна бесплодная, вторая «оставшаяся дома» (устойчивая фраза равная по значению «старая дева» – см. выше). Я вышла из себя и ответила, что я, по крайней мере, не бесплодная, у меня пять сыновей, мои зятья мои сыновья! Но очередью так и не смогла воспользоваться, отобрали ее у меня в пользу другого».

Некоторые женщины в кризисных ситуациях в порядке обета перед богом за выпрашиваемые блага зарекались не роптать при рождении девочек и даже просили о них бога в обмен на исполнение желания, обычно здравствования сына (символическая «жертва», приносимая ради сохранения жизни сына, мужчины): «1941 год шел. Свекровь сына своего в 19 лет спешно женила на мне. Он работал в военкомате, и она переживала, что его в первых рядах заберут на фронт, и детей от него не останется. Когда родилась наша первая дочь, свекровь, как сейчас помню, села на наш порожек и, обратив просящий взор на полную луну, взмолилась: «О, луна (a lüsnigä), пусть она родит моему сыну семь дочерей, лишь бы только он жив был». Накликала, так, почти, и случилось. Родила пять девочек. А когда делала аборты, она все горевала, что же ты делаешь, еще моих двух девочек не дорожала» (г. Мартуни). Или:

«У моей бабушки было три сына. Шла Отечественная война. Она получила две похоронки и просила бога «пусть мой сын вернется с фронта и невестка родит ему семь дочерей» (Astuc, klxavt šor tam, t’oł tłas bnakan kya, hart’ns oxtaxč’ig’ piri). Так и случилось. Мальчики рождались дважды, но умирали» (с. Чартар).

В с. Чартар Парандзем, садясь в машину, чтобы ехать в больницу для родов, погрозила мужу указательным пальцем и сказала – «Смотри, Согомон, если на этот раз тоже родится дочь, я тебя убью!» (У них уже было 4 дочери).

Ни одна карабахская свадьба не обходится без тоста «да состаритесь на одной подушке и да будете садиться за стол с семью сыновьями».

В целом существенно различаются не только дискурс, но и фон, степень оживления, поведенческие практики, само настроение родственников при рождении девочки и мальчика: бурные поздравления и подарки во втором случае контрастируют с успокаиванием членов семьи в первом случае. При рождении мальчика по обычаю требуют у отца ребенка специального вознаграждения за добрую весть – mštlł, aškalyusank’. В случае рождения девочки ведут себя скромно, не выказывая особенной радости. В прошлом воцарялось тягостное молчание, а в лучшем случае роженицу и ее родственников успокаивали словами-формулой: «Родившая дочь родит и сына» (Axč’ik pirołtła ēl kpiri). Есть другая речевая формула-пожелание: «Пусть будет при здоровых родителях» (Horav-morav ni) – потому как родителям потребуется немало сил и здоровья, чтоб вырастить и «отдать» дочь. Весть о рождение сына вербализуется словами: «Твоя жена родила золотокудрого (букв. ‘золоточубого’ – устойчивое выражение, не связанное с реальным цветом волос ребенка)». Мажорные интонации последнего «послания», очевидно, контрастируют с предыдущими.