– Конечно, – кивнул мужчина. – То, что вы вообще работаете в таком положении, заставляет вас уважать.
– Я рада слышать, что вы так ко мне относитесь. – Анна пристально посмотрела в янтарные глаза, так чтобы он несомненно понял, что она говорит. – Потому что я тоже вас уважаю. А раз мы уважаем друг друга, все между нами будет предельно ясно, правда?
Он едва не отшатнулся, но железная воля не дала сбоя, и мужчина медленно улыбнулся в ответ. Кажется, он понял. Другой вопрос, насколько это поможет ей.
Телефон звонил уже давно, но Анна не могла достать его из кармана сумки одной рукой, нужно было обо что-то опереться, и это злило. Обеденный перерыв запоздал, так как из-за утреннего визита к Эдуарду пришлось сдвинуть другие встречи, и девушка была голодна, рассерженна и хотела на ком-то сорвать свое плохое настроение, тем более что рука продолжала болеть, а это никого не делает добрее.
Наконец девушка добралась до какой-то лавочки в сквере, через который шла, пристроила на нее сумку и все-таки достала телефон, который и не думал умолкать. Втайне она надеялась, что это Вадим Константинович: на нем она сорвала бы зло с огромным удовольствием. Однако не повезло: звонила мама.
– Привет, мам, – почти весело сказала Анна. – Как дела? Ты по делу али как?
– Привет, Анюта, – отозвалась мама, в голосе которой с первых звуков легко опознавалось беспокойство. – Что у тебя там случилось?
– А что у меня случилось? – в недоумении спросила девушка.
– Ну, ты долго не отвечаешь, я решила…
– Нормально у меня все, просто неудобно одной рукой. Я на работе вообще-то, сейчас самый разгар дня…
– Мешаю? – К беспокойству в материнском голосе примешалось недовольство.
Анна чуть выдохнула, присела на скамейку, одернула загипсованной рукой подол юбки.
– Нет, конечно. – Она постаралась, чтобы голос звучал тепло. – У меня сейчас пауза, но я не могла одной рукой достать телефон, поэтому и ответила не сразу. Рассказывай, как дела.
Мама умолкла на несколько секунд – Анна слышала в трубке ее дыхание, – потом осторожно спросила:
– Аня, а как дела у вас с Александром Николаевичем?
– Таак… – протянула девушка, чувствуя, как раздражение выходит на новый, ранее неведомый уровень. – Опять двадцать пять… Мам, что опять не так с Сашей? Вы его лично видели только позавчера.
– Я не сказала, что не так…
Анне очень захотелось заорать в голос и стукнуть кого-нибудь сумкой. Но поблизости никого не было, да и уголовный кодекс мягко намекал, что за тяжкие телесные повреждения будет наказание. Снова спасла привычка сначала дышать, а потом говорить.
– Вместо того чтобы рассказать, как дела у тебя, ты опять спрашиваешь меня про моего парня. Что он опять вам сделал?
– Да ничего он не сделал! – Нина Дмитриевна повысила голос.
– Тогда что ты от меня хочешь? Чтобы я что тебе рассказала?
– Как у вас дела? Как он с тобой обращается?
– Офигенно, мам. Он обращается со мной офигенно. Не надо искать подвоха в каждом его действии.
Мать тяжело дышала в трубку.
– Аня, мне надоело, что ты так со мной разговариваешь! Тебя ни о чем нельзя спросить, ты сразу все принимаешь в штыки. Что я такого сказала?
– А я? Я не понимаю, чего ты от меня хочешь. Ты задаешь вопрос, но это вопрос ни о чем. И в нем чувствуется подвох. Что именно ты хочешь узнать?
Мама молчала, только сопела в динамике, как простуженный слоник.
– Алё, мам! Ты там? – сделала попытку вывести ее на разговор Анна, и ей это не сразу, но удалось.
– Я тут. Я хочу знать, как вы живете. Я не понимаю, что связывает тебя и его. И мне все время кажется, что там у вас что-то нечисто.
Девушка снова тяжело вздохнула. Что могло быть у них нечисто? Что, черт подери, могло это быть? Шантаж? Торговля людьми? Проституция? Долги? Что?! И с чего вдруг?