Абдул всегда был нервным, но в феврале 2008 года он стал еще более дерганым. Это заметили все мусорщики. Он то поигрывал монетами в кармане, то переминался с ноги на ногу, будто готовясь бежать стометровку, то жевал деревянную щепочку, выделывая при этом языком всякие фигуры.

Причины для беспокойства были вескими: по всему городу бродили банды молодчиков, заявлявших, что они коренные жители Махараштры и собираются выгнать всех пришлых с севера. Мигрантов, как их называли, бхайя, жестоко избивали в надежде, что они уберутся подальше, а рабочие места достанутся местным.

Хоть Абдул и родился в Мумбаи, все же отец его был с севера, а это значило, что вся семья вполне могла стать объектом атаки хулиганов. Шумные компании, выкрикивавшие «Бей бхайя!», рыскали по трущобам вокруг аэропорта, находили мигрантов – владельцев небольшого бизнеса, громили машины, принадлежавшие таксистам-северянам, отбирали разложенные на одеялах товары у уличных торговцев.

Этот бунт одних бедняков против других не был стихийным. Нынешнюю вспышку насилия нельзя было списать лишь на естественное социальное напряжение в большом городе, где безработица всегда была острой проблемой. В данном случае ксенофобию подогревали люди из благополучных кварталов. Главным вдохновителем выступлений против мигрантов был племянник основателя партии Шив сена. Он организовал собственное политическое движение и хотел продемонстрировать избирателям, что его сторонники ненавидят бхайя еще больше, чем приверженцы Шив сены.

Абдул прекратил работу и не выходил из дома, чтобы не стать жертвой этих «поборников справедливости», о которых мусорщики приносили все новые страшные вести. Кому-то сломали ребра, кому-то раскроили череп, двоих подожгли…

– Хватит! – наконец взмолился Абдул. – Пожалуйста, прекратите говорить об этом! Эти нападения – просто показуха. Несколько отморозков специально поднимают шум, чтобы напугать как можно больше людей.

Он повторял слова отца, Карама, который старался научить детей не волноваться по поводу того, на что они не в состоянии повлиять. Правда, Карам и Зеруниза время от времени шептались, вспоминая стычки между мусульманами и индуистами в Мумбаи в 1992–1993 годах и кровопролитные столкновения того же рода в соседнем штате Гуджарат. Но все же они старались обсуждать все это тайно от детей, которых воспитывали на патриотических песнях, воспевающих Индию как страну, где разные этнические группы, религии, языки и касты счастливо уживаются вместе.

Мелодия этой песни на слова Икбала[24], знаменитого поэта, писавшего на урду, была выставлена на мобильном телефоне Карама в качестве рингтона.

– Пусть дети сначала научатся добывать себе хлеб и рис, – говорил он жене, – а потом можно волноваться обо всем остальном.

Однако Сунил Шарма, наблюдательный двенадцатилетний мусорщик, понимал, что означает эта вечно пляшущая во рту Абдула щепочка. Он знал, что сортировщик мусора сильно, очень сильно обеспокоен.

Сунил, тоже чужак, пришелец-бхайя, хоть и индуист, часто с интересом рассматривал Абдула. Он считал, что тот трудится усерднее всех в Аннавади: «днем и ночью не поднимает головы». Однажды Сунилу представилась возможность близко рассмотреть Абдула при свете яркого дневного солнца. Поразительно! У него было лицо сломленного, усталого старика, только черные как угли глаза казались наивными и детскими.

Сунил был очень маленького роста, намного меньше Абдула, да и младше его. Но он считал себя умнее и проницательнее других мусорщиков. Для своего возраста он очень неплохо разбирался в людях и мотивах, которыми те руководствуются. Этому он научился в приюте при монастыре «Служительниц благословенной троицы».