– Ну что, Денис, продолжаем толочь воду в ступе?.. Копаем, cажаем, рыхлим, а толку?

– Толку мало, шуряк, – согласился Юрьев. – Сижу на пеньке, курю и думаю о будущем урожае… Знаешь, терпение мое подходит к концу.

– Это понятно, но что делать?

Юрьев хмыкнул и тряхнул головой.

– Вот махну за Кеннебек!

– Ну-у, опять за старое, – протянул голландец. – Не терпется расстаться с волосами?

– Оскальпировать могут и здесь, в Уэллсе, – возразил русский. – Могут и за Кеннебеком, но там жирные почвы, пушнина, вольное житье без налогов.

Вескамп прерывисто вздохнул.

– Здорово, Денис, чего уж там… Но ведь деньги…

– Эй, русский, шагай сюда! – послышался громкий окрик.

Юрьев и Вескамп оглянулись. У изгороди стоял, набычив шею, местный кузнец-забияка со свежим синяком под глазом. В облике его явственно проступали вызов и бравада.

– Приперся за новой взбучкой, Гардинг? – обратился к нему Юрьев, поднимаясь с пенька.

Драка и на этот раз была недолгой. После двух промашек соперника Денис сделал ложный выпад и провел мощный удар снизу и справа, как и подобает человеку с прозвищем-фамилией Хук. Кузнец мешком опрокинулся на спину, подмяв под себя изгородь.

– Когда-нибудь ты от меня все равно огребешь! – проговорил он, вставая и сплевывая кровь с разбитой губы.

– Проваливай! – усмехнулся Юрьев. – На сегодня хватит.

Кузнец, бормоча под нос, поплелся к таверне. В этот миг мимо него по направлению к дому Хуков промчался темноволосый юноша. Взглянув на бегуна, Вескамп дернул русского за рукав.

– Чего это Павел несется как угорелый?

Денис взглянул на сына и заулыбался, обнажив ровные белые зубы.

– Не догадываешься?.. Если у Пашки так пятки сверкают от самой пристани, значит, «Казак» на подходе.

Едва он произнес это, как Павел прокричал:

– Крестный к нам в гости, папаша!

ГЛАВА 2

Иван Юрьев подошел к родному дому в сопровождении матросов, чьи спины сгибались под бременем тюков и бочек. Только он да шагавший рядом индеец были налегке. Ему, как владельцу и капитану корабля, по штату не полагалось поднимать вещей тяжелее курительной трубки и подзорной трубы, а гордый потомок сагаморов один намек на помощь в качестве носильщика принял за оскорбление.

На пороге Ивана поджидали сам хозяин, широкоплечий, высокий, с правильными чертами продолговатого лица, обрамленного густыми светлыми волосами; шестнадцатилетний кареглазый и темноволосый Павел, похожий на крестного, а значит, и на деда Антона; восьмилетние двойняшки Виктор и Дарья, пошедшие в круглолицую и светловолосую русскую бабку.

Едва Иван раскинул руки, как детишки, радостно гомоня, мигом оттянули ему шею. Засмущавшийся Павел неуклюже пожал крестному отцу руку и отступил в сторону.

– Ну, вот и свиделись, Ваня, – проговорил Денис, обнимая брата. В семье общались всегда только на русском. – Почитай, год тебя тут не было.

– Десять месяцев, если быть точным. Мои соболезнования. Услышал о кончине Анны, когда вернулся в Бостон из плаванья… Царствие ей Небесное!

– Только сейчас стал приходить в себя… На Анне весь дом держался, да и любил я покойницу. Если б не проклятая холера!..

Оба опустили глаза, помолчали.

– Жизнь продолжается, брат, – нарушил молчание Иван. – Анну не вернуть, а у тебя дети… Надо думать о будущем.

– Да, конечно, – вздохнул Денис. – Что ж это мы стоим на пороге?.. Зайдем в дом.

Он вопросительно посмотрел на индейца и повернулся к Ивану.

– Позже все объяснится, – проговорил тот и, взяв у матроса мешок, приказал команде:

– Снесите поклажу в сени, и марш отсюда!.. Разрешаю промочить глотки в ближней таверне, но что б никого потом не штормило… Боцман Хокинс – за старшего!