Итак, мне предстоит первая серьезная операция в полевых условиях, необходимое хирургическое вмешательство с риском для жизни пациента.

Запылившиеся «санитарки» поблескивают в лунном свете перед крыльцом. Одни раненые выходят с окровавленными повязками, других заносят в госпиталь на носилках. Слышатся жалобные завывания и стоны, иногда крики. Конвейер страданий. Взор устремляется к звездному небу, высоко за пределы задыхающейся в муках земли, в бесконечную ясную высь, где нет всех этих безымянных страданий и бед, которые человек учиняет себе подобным. Человек человеку волк.

Издалека я замечаю Густеля, стоящего около санитарной машины, и подзываю его к себе.

– Густель, будь добр, сбегай за сумкой с инструментами, она в квартире рядом с моими вещами. Быстро, Густель, дело очень срочное.

Он убегает и спустя две минуты уже несется обратно с сумкой.

– Что-нибудь еще, господин капитан?

– Ничего, Густель, спасибо. Держи за меня кулаки, будет трудно.

Какую-то долю секунды он смотрит на меня своими ясными глазами охотника. Он понял, в чем дело.

С инструментами я бегом мчусь в лазарет, в операционном зале передаю их фельдфебелю, чтобы прокипятил.

Мы вынуждены оперировать Франца, перевернув его на живот, подложив под грудь подушку и немного свесив голову вниз. Я укладываю его. В операционной встречаю доктора Генриха и доктора Бауэра.

– Что с освещением, есть ли у нас хотя бы приличная бестеневая лампа?

Доктор Генрих пожимает плечами. Насколько ему известно, лишь немногие недавно сформированные подразделения медицинской службы имеют в своем снаряжении транспортируемые бестеневые лампы. Для сложных случаев они каждый раз используют саперный прожектор, закрепляя его на треножной подставке.

– Так уж и быть, на этот раз опять воспользуемся прожектором.

Дренажного прибора, который значительно облегчил бы операцию, у нас, конечно, тоже нет.

Постепенно до меня начинает доходить, в каких условиях вынуждены оперировать наши полевые врачи, сколько всего им не хватает. Сидя дома, легко морщить нос, видя неудовлетворительные результаты работы военных хирургов.

– Есть вопросы?

Доктор Бауэр спрашивает, какой наркоз применить.

– Никакого! Если поврежден пятый сегмент спинного мозга, раненый не будет ощущать боли до самой середины горла. Что касается верхней части зоны операции, то достаточно местного обезболивания; это я сделаю сам. Кто-то во время операции должен подавать Францу кислород. Это имеет решающее значение. Что-то еще неясно? Нет? Хорошо. Надеюсь, нам повезет.

Через полчаса в операционной все готово. Санитары постарались на славу. Франца укладывают на операционный стол. На стерильных тканях в идеальном порядке разложены хирургические инструменты, в том числе и мои. Я по очереди оглядываю каждый предмет, это успокаивает. В конце концов, операция на позвоночнике – не пустяк. Теперь за дело, только быстрей, быстрей.

Мы моем руки, никто не произносит ни слова, все поглощены предстоящим событием. Что нас ждет – кто знает!

Какое-то время я наблюдаю за Францем, у меня возникает ощущение, что работа его диафрагмы ослабевает. Мы не можем терять время. Наперегонки со смертью.

Стоя у раковины рядом со мной, доктор Генрих трет руки. Внезапно мне в голову приходит мысль, которой я делюсь с ним:

– Мы должны проникать в зону повреждения с крайней осторожностью. Осколок кости мог попасть в канал спинного мозга, даже повредить сам мозг.

По серьезному лицу доктора заметно, что его беспокоит та же мысль. Бауэр весь белый, для таких нагрузок он слишком молод. Мы быстро вытираем руки, ныряем в операционные халаты. Пока доктор Бауэр дезинфицирует шейную зону, мы натягиваем резиновые перчатки.