Еще бы им не помнить! Ведь именно царь Вавилона сжег их столицу, поработил предков и первым стал для иудеев воплощением ни с чем не сравнимой упоительной жажды – стремления править миром: «Вавилон – золотая чаша в руках Господних… Пили из нее вино народы, и стали эти народы безумны»^>80. Наоборот, в руинах такого города иудеям виделось заверение: не существует земной империи, такой великой и уверенной в себе, которая не могла бы в одночасье быть разрушена высшей силой. Вся неравномерность истории, в результате которой скипетр правительницы мира получает то одна империя, то другая, в конечном счете не говорит ни о чем, кроме как о неисповедимости путей Господних. Поэтому, оставаясь в сердце Месопотамии, иудеи продолжали соблюдать древние обычаи и поклонялись своему Богу, в то время как все храмы Вавилона обратились в «груду развалин, жилище шакалов, ужас и посмеяние без жителей»^>81.

Только в одном городе – том, что расположен на границе бывшего Вавилонского царства, в верхней оконечности плодородного полумесяца, недалеко от границы с Римом, – еще сохранялась древняя вера^>82 Месопотамии. В Харране до сих пор поклонялись древним богам. Местность за его стенами казалась полной идолами: странно сохранившиеся высохшие трупы людей и животных были поставлены над горными дорогами, жуткие фигуры, украшенные павлиньими перьями и полумесяцами, охраняли озера. Но самый могущественный идол из всех, слава самого Харрана – это колоссальная статуя покровителя города Сина – бога Луны. Каждый год его поклонники поднимали статую на плечи, выносили из храма, проносили по всему городу и на барже возвращали в святилище. Ритуалы этого праздника – акиту – были очень древними и когда-то выполнялись по всей Месопотамии, о чем жрецы Сина никогда не забывали^>83. Однако в действительности непреклонность, с которой народ Харрана упорно цеплялся за древний культ, лишь подчеркивала его эксцентричность. В Месопотамии уже давно не верили, что солнце, луна и звезды могут быть божествами. Харранские идолы – пусть даже имевшие демонический вид, по крайней мере, так думали нервные гости – были всего лишь жалкими обломками, вынесенными на берег приливной волной. Иудеи, пророки которых уже давно предсказали закат всех богов, кроме одного, их собственного, считали это сираведливым: «Из пурпура и червленицы, которые истлевают на них, вы можете уразуметь, что они не боги, да и сами они будут наконец съедены и будут позором в стране»^>84.

Тем не менее, несмотря на смешение презрения и страха, с которыми они оглядывались на первобытные традиции Месопотамии, иудеи никогда не переставали втайне ими восхищаться. Земля, ставшая для первого мужчины и первой женщины земным раем, также дала человечеству источники знаний – ценнейшее наследие ушедшего в небытие мира. Как Тигр превратил величие столицы Ардашира в грязь, так и великое наводнение, захлестнувшее всю Землю, стерло всякие следы Эдема. Если бы человек по имени Ной не получил предупреждения о надвигающейся катастрофе и не построил ковчег, тогда исчезла бы и вся жизнь на Земле. Правда, все же не все следы мира, существовавшего до потопа, исчезли. И потомки Ноя, роясь в грязи в Месопотамии, наткнулись на тайник с книгами^>85. Когда их расшифровали, стало ясно, что в книгах содержится мудрость предыдущих поколений, некромантов, живших на земле до потопа. В результате не только иудеи, но и другие народы стали считать Месопотамию землей, где впервые появилось искусство предсказания