Но тогда, в бытность еще российским дипломатом, Кранцева одолевала совсем другая забота. Жена Света и дочка Аннушка, перешедшая в восьмой класс, наконец-то оформили паспорта, выкупили билеты и должны были прибыть в Женеву в конце месяца, чтобы постоянно или временно поселиться вместе с ним в служебной квартире. Воссоединение семьи стало возможным, несмотря на заявление о разводе, которое Артем и Светлана подали по обоюдному согласию три года назад в порыве взаимных обид и разочарований, но с тех пор игнорировали неоднократные вызовы в суд и интереса к «возобновлению дела» не проявляли. Небось у судейских крючкотворов накопилось к странной парочке немало претензий – дело-то оставалось незакрытым. Решение о приезде Светланы с дочкой было выношено, вымучено, выстрадано Кранцевым за долгие месяцы одинокого проживания в Женеве, под гнетом обуревавших его мыслей о том, как жить дальше с учетом перемен в России. Вопрос неуемно копошился в подсознании, сидел и ныл занозой в глубине души, а кроме того, естественно и перманентно, фигурировал в повестке дня официальных отношений с внешним миром. Только ленивый не спрашивал его каждый божий день: «Ну когда своих-то ждешь?»

Неожиданно и внятно расплывающееся сознание Кранцева вдруг остановилось на простой картинке: по улице, держась за руки и смеясь, идут трое – мама, папа и посередине симпатичная девочка, их любимая дочь Анна. Им хорошо вместе. Картинка заворожила Артема своей радостной простотой. Может, и вправду пора было кончать копаться в себе, присматривать новых спутниц жизни и ждать чего-то эдакого, когда у тебя есть твоя семья, твои близкие, за устройство жизни которых ты должен, наконец, научиться отвечать. Потом были телефонные звонки, слезы, переговоры, возгласы, предприняты необходимые практические шаги для отзыва заявления о разводе, оформления выезда и оборудования скромной женевской квартиры. И вот теперь сердце Кранцева учащенно билось в предвкушении восторга от появления в проеме вагонной двери веселой мордашки и коротко стриженной головки дочуры, вслед за ней ее мамы – загадочного и желанного существа по имени Светлана.

Ожидаемое видение подтвердилось ровно через неделю, и он увидел себя бегущим по стерильно чистому перрону женевского вокзала навстречу последнему поезду с вагоном из России. Швейцарцы наконец решились запретить проезд устаревших и раздрызганных колымаг по своей территории. Вот вагон замедляет ход, и в проеме двери действительно возникает светящееся радостью и любопытством большеглазое лицо никакой не девочки, а почти барышни с распущенными длинными волосами и строгим взглядом, совсем другой, чем виделось отцу. Иначе выглядела и по-российски элегантно одетая женщина, держащая девочку сзади двумя руками за талию. Дочь и жена. Прибыли. Наконец-то. Кранцев, не помня себя от радости, протягивает обе руки навстречу своим женщинам, тотчас же ощущает их неповторимое, драгоценное тепло и, прижимая к себе, бормочет что-то невнятное, но подходящее к случаю. Света не прячет слез, Аннушка вертит головой по сторонам и выдает первую полезную и лукавую информацию:

– Этот русский вагон ужасно старый, папа, больше ходить в Швейцарию не будет, не на чем будет нам ехать назад.

– Ну и слава богу, – реагирует папа, – разве вы приехали не насовсем? Я вас никуда больше не отпущу.

Казенная квартира расположена в не очень престижном, но уютном квартале Видоле, в трех минутах езды от вокзала, в верхней части города, в четверти часа ходьбы от постпредства. Три комнаты с самой необходимой мебелью, все столы уставлены цветами. Из холодильника достаются фрукты не по сезону – клубника, груши, манго – западная торговля сезонов не соблюдает. Слов пока произносится немного, все их слова со Светланой впереди, есть время. Впрочем, необходимый шум производит Анюта, которая с комментариями и восклицаниями бегает по незнакомой квартире, примеряясь к обстановке, исследуя свою комнату, свою кровать, кровать родителей и, конечно, телевизор.