– Ты серьёзно увлекаешься музыкой? – спросил я.

– Старший брат приучил.

– Так у него, наверно, всё есть, что у меня.

– Он уехал с предками в Волгодонск, я живу одна.

– А что они уехали?

– Юг есть юг.

– Не ври Лариса, – сказала Марина, – у неё папа импотент по радиации, а мама здесь загуляла. Зато у Лариски теперь отдельная квартира, предки оставили её доучиваться в колледже.

– Так сразу всё и выдала, дура! – огрызнулась Лариса.

Колледж в нашем городе считался его гордостью. Туда брали не всех, а по тестовому отбору. Значит красавица ещё и с умом.

– Да, ладно, пошли танцевать Вадик!

Марина выхватила меня со стула и заприжималась в танце горячим телом.

– Ты что всё ещё один? У тебя есть девушка?

Я знал, что Марина разведена.

– Нет и не надо, – ответил я лицемерно.

– Да уж на твоей Тане свет клином сошёлся. Подумаешь!

Я промолчал.

– Займись Ларисой, – предложила партнёрша, – знаешь, она такая… – загадочная! – наконец, подобрала она слово.

Мне стало весело, и я расхохотался.

– Что ты гогочешь?

– Знаешь в чём загадочность всех женщин?

– В чём?

Я наклонился к уху Марины, чтобы не услышала подружка, и прошептал:

– У всех женщин есть п … а, но ведут они себя так, как будто её нет.

– Наха-а-л! – жеманно пропела блондинка.

– Тогда нахал, не я, а Пушкин, это он открыл, вон, видишь, на полке, стоят его «Записки»?

Я заметил краем глаза, как Лариса, то ли ревниво, то ли осуждающе, следит за нашей болтовнёй.

– Вот, дурак, вдруг она что расслышала, – закорил я себя.

Музыка закончилась, мы сели и продолжили возлияние.

Потом я поставил свой любимый «Пинк Флойд» и пригласил на танец Ларису. Она на каблуках была, почти, одного со мной роста – под метр восемьдесят, и поэтому наши взгляды уперлись. В гляделки я ей явно проигрывал.

– Голова идёт кругом от твоих глаз, – выдохнул я.

– А Вы тоже мужик ничего, люблю бородатых, – отвечала девушка.

– Не надо шутить Лара, я в отцы к тебе гожусь.

– Ты что, тоже с радиацией работаешь? – простенько перешла она на «ты», а сам вопрос содержал интимный прозрачный намёк.

– Да нет, я электронщик, – выдал я прямой ответ, пропустив намёк.

– Да? А я хочу программисткой стать.

– Сколько тебе лет?

– Скоро шестнадцать.

– Так тебе пятнадцать? – вконец, изумился я.

– А ты сколько думал?

– Ну, извини, по фигуре лет восемнадцать – девятнадцать.

– Фигура – дура. Акселерация! – захохотала она.

Мне, однако, стало не смешно. Когда на следующий танец я пошёл с Мариной – этикет обязывал меня приглашать дам по очереди, то начал сбиваться с ритма, и отвечал невпопад на её болтовню. Когда мы вернулись на место, то я заметил на столе прямо передо мной кусочек бумаги. Я развернул его. Там было написано: «Я не шутила». Кровь бросилась мне в голову, но потом я успокоил себя: «Так не бывает, просто вот маленькая девочка придумала игру в почту».

Между тем, в дело пошёл и бюракан, потом Марина засобиралась домой, и я пошёл провожать вконец пьяных девчонок. На улице я уже, было, распрощался с ними, но Лариса вдруг шепнула мне: «Я вернусь». Я остановился в растерянности метрах в пятидесяти от своего дома, а девушки зацокали вдаль по тротуару.

Подождал минут пять, потом махнул рукой, сказав опять себе: «Так не бывает», и вернулся домой, не заперев, на всякий случай, входную дверь.

Только отлил в туалете, как в дверном его проёме во всей красе предстала Лариса, застав меня за естественным занятием. Я вздрогнул, но эта неожиданная интимность как-то сразу сблизила нас.

– Не тушуйся, – произнесла Лариса, – я же сказала, что вернусь.

Она подошла ко мне и, обняв за шею, поцеловала в губы. Передо мной поплыл густой обволакивающий туман. Я точно знал про себя, что не смог бы первым сделать такой шаг, поняла это и Лариса, и сделала его сама, не сомневаясь в своей неотразимости.