– А ну встал и пошёл отсюда! – не вытерпела Татьяна Борисовна, – Хам! Не умеешь себя вести, и за стол не садись с приличными людьми!

Матвей засмеялся, сгрёб в пригоршню пирогов, подмигнул Мише:

– Ты поел, Миха? Айда купаться! Кто быстрее добежит до ворот? Слабо меня обогнать?

Миша с восторгом принял вызов, соскочил со стула и побежал по узкой дорожке, выложенной красным кирпичом, к калитке. Матвей бросился за ним, но возле изгороди остановился, схватил полотенце, висящее на бельевой верёвке, и, толкаясь и смеясь, они выбежали за ограду.

– Катя, будет лучше, если ты сразу не станешь обращать внимания на выходки моего младшего сына, – с огорчением в голосе произнесла мать Олега, – Он всегда был такой необузданный. Не обращай внимания и не обижайся.

– Я не обижаюсь, Татьяна Борисовна, всё хорошо, – произнесла Катя, – Давайте я помогу вам убрать со стола.

– Да, убери, а мне уже на работу пора, и на обед что-нибудь приготовь из того, что найдёшь в холодильнике, – ответила Татьяна Борисовна, вставая из-за стола.

Матвей, размашисто гребя, плыл к берегу, вышел, отряхиваясь от воды, упал на тёплый песок.

– А меня научишь так плавать? – спросил Миша. Всё время пока Матвей плавал, мальчик с восхищением наблюдал за ним.

– Научу, – пообещал парень, – И недели не пройдёт, как ты будешь плавать лучше меня.

– Правда? – недоверчиво переспросил Миша.

– Правда, – серьёзно кивнул Матвей, – Ты чего худой-то такой, неужели мамка плохо тебя кормит?

– Катя? – улыбнулся мальчик, – Нет, Катя очень вкусно готовит, вот увидишь!

– Ну а чего тогда рёбра торчат? Ешь плохо?

– Это я такой есть.. – вдруг смутился Миша, – Я очень кашу манную люблю с вареньем, и Катя мне её часто варит.

– А чего ты мамку по имени называешь?

Миша вдруг подобрался, с опаской оглянулся и, удостоверившись, что никого рядом нет, обхватил ручонками шею Матвея и прошептал ему в самое ухо:

– Катя мне не мама, только никому-никому об этом не говори! Я только тебе сказал. У меня есть мама, другая… Но я Катю люблю и хочу быть только с Катей, вот!

– Ты, что, от родной мамки сбежал? – Матвей удивлённо посмотрел в детские чёрные глаза.

– Нет, – поспешно замотал головой мальчик, – За мной приехали, в детдом забрали, я так плакал… Но Катя меня забрала. Я вместе с Катей в общежитии жил, мне только с Катей хорошо! Я даже сам уроки делал, чтобы Катя не сердилась, вот!

– Понятно, – кивнул Матвей, внимательно взглянул на него, задержавшись взглядом на худых выпирающих позвонках и ключицах, затем потрепал мальчика за вихры, – Тебя подстричь надо. Пойдём-ка домой, у меня штука такая есть, называется машинка для стрижки. Я тебя сам ею подстригу, а то в жару с такой гривой нехорошо.

Миша с готовностью согласился. Хоть он и побаивался жужжащей машинки, но не говорить же Матвею об этом! Ради Матвея он и не только неприятное жужжание машинки готов вытерпеть. Они оделись, стряхнули песок с полотенца, и пошли по узкой тропинке.

– Олег к тебе как относится? – вдруг спросил Матвей, – Не обижает?

– Никак не относится, – простодушно ответил мальчик, – Не обижает. Когда он приезжал к Кате, она всегда отводила меня к тёте Гале, чтобы я не мешал. И я сидел и ждал, когда дядя Олег уедет. А когда он уезжал, я радовался. И Катя радовалась.

– Чему радовалась?

– Тому, что он уехал, – пояснил Миша, – Когда он приезжал, Катя сразу грустная становилась.

Больше Матвей ни о чём не расспрашивал ребёнка. И так всё понятно. К этой девушке, приехавшей вместе с Олегом, он с первого взгляда испытал неприязнь. Новая подстилка его брата, красивая, смазливая и, наверняка, глупая, но расчётливая. Младше его брата на десяток лет, если не больше. То, что она красивая, сильнее всего раздражало. И именно той красотой, которая так нравилась Матвею. Будучи рослым и крепким, его тянуло к девушкам невысоким и хрупким, ему нравилось защищать и опекать своих подружек. Да и подружек-то особо не было, так, Вика и перед ней пара девчонок в старших классах школы. Но Вика была особенной и последней его девушкой. К ней он до сих пор испытывал нежные чувства. Чтобы отвлечься от мыслей о Вике, Матвей начал вспоминать Катю. За столом во время милого семейного завтрака он пробыл не долго, но новоявленную невестку успел разглядеть внимательно, во всех подробностях. Да она и не мешала ему на неё пялиться, опустила глаза в пол и, кажется, даже выдохнуть боялась. Сначала он разглядел, естественно, её фигуру во всех подробностях. К тому же летнее платьишко из лёгкого ситца ему в этом не препятствовало. Из под него виднелись округлые красивые коленки, которые руки его брата по-хозяйски раздвигают каждую ночь. Бёдра округлые и грудь высокая, мягкая, немного большевата, но это делает её тоненькую изящную фигурку более пикантной. Интересно, соски на них розовые или коричневые? Матвей удивился откровенности своих мыслей. Но ещё больше удивился напряжению в паху. И сильному физическому желанию к этой незнакомой девушке. Вот же шельма. Он перевёл ход мыслей в другую сторону. Её лицо. Оно ему понравилось больше всего. Её глаза огромные, в обрамлении густых и длинных ресниц, скромно отводили от него взгляд. Но он успел разглядеть и какого они тёмного голубого цвета, как лесные колокольчики на летней полянке в начале июля. Интересно, когда брат её имеет, она так же стыдливо прячет глаза под ресницами? Если бы имел её он сам, то непременно заставил бы смотреть ему прямо в глаза. Изгиб её губ нежный, верхняя губа чуть тоньше нижней, и немного подрагивала, когда он нагло разглядывал её лицо. На шее, где начинались тонкие завитки локонов, виднелось коричневое родимое пятнышко в форме лепестка. А сами локоны насыщенного шоколадного цвета были безжалостно стянуты в строгий пучок на затылке. «Чёрт, не могу больше!» – выругался он про себя, в самый раз опять бежать к реке и охладиться. Так, с сильным раздражением на себя, он вернулся домой. Миша, как только вбежал во двор, громко позвал Катю. Девушка выглянула из открытого окна веранды.