– Да нет, дружище. А впрочем… – он внезапно протянул свою широкую ладонь с оттопыренными пальцами: – Можно представиться? Владимир!

– Можно просто Григорий, – Алексей приятно оживился, но сохраняя предельное внимание, протянул в ответе свою руку.

Рукопожатие всё понемногу расставило на свои места. (Рука у капитана Владимира оказалась удивительно крепкая и шершавая.) Капитану Владимиру, что согласно документам был «заместитель начальника отдела» и полностью прозывался Владимиром Иосифовичем Овсянниковым (не родственник «отца народов»? ) было нужно вот что. Согласно утренней оперативной сводке в пятидесяти двух километрах по прямой был обнаружен германский транспортник «Кондор». Из четырёх двигателей у него в нерабочем состоянии были два по причине погнутия лопостей винтов. Скорее всего, клюнул носом при посадке фриц. Никого возле самолёта задержать не удалось. Все документы, полётные карты были изъяты, часы с доски приборов сняты, а сама приборная доска разбита. Транспортный отсек обнаружен в открытом состоянии. От него в направлении просёлочной дороги вели следы мотоцикла. Какой именно марки – пока установить наверняка не удалось. Скорее всего, «цундапп»… Кроме всего, на поляне, где была совершена посадка, обнаружены остатки пепелища четырёх костров, что наверняка служили сигнальными маячками. Короче, чтобы не доставать и не тратить время понапрасну, видел ли, товарищ капитан… я извиняюсь, дружище, дорогой чего-нибудь подозрительное? Или кого-нибудь? Людей в военном или гражданском? Пешком или на транспорте? Нет?… А по ходу следования выходил ли кто-нибудь из лесу? Голосовал, что б взяли?

– Друг, я здесь при исполнении особого задания штаба контрразведки Центрального фронта, – с чувством ответственности, какое только имелось у него в распоряжении, заметил Алексей. – Рад бы, но… ей-ей, ни с какого боку! Ферштейн, понимаешь? Оно, конечно, мы по сторонам поглядываем. Но никого и ничего, как говорится. Поди все уже попрятались в леса. Ищи их там. Или пристроились к какому-нибудь обозу или автоколонне. Кто ж будет в одиночку двигаться, привлекать к себе внимание? Там тоже проффи, ещё какие…

– Да, точно там проффи, – печально сник Владимир, став похожим на обиженного мальчика.

– Так это… с супругой едете? – он, мгновенно переменившись в лице, вытащил из кармана гимнастёрки с чёрно оранжевой «гергиевской» нашивкой за ранение массивный портсигар из оргстекла. Предложил одну «пушку» Алексею, когда тот вежливо отказался, вложилил её снова на место: – Да, женщина красивая. Завидую тебе по-хрошему. Работаете вместе?

– Да как сказать, – чувствуя подвох, «Гриша» внутреннее подобрался, – Чтобы не выдать военную тайну, взял с собой. На сносях она у меня. Везу в Смоленск, в окружной госпиталь. Пусть отлежится, пока я в разъездах буду.

– Правильно! – вновь заулыбался Владимир, что снова открыл портсигар и на этот раз прикурил от трофейной зажигалки «зиппо». – Вот это заботливый супруг, я понимаю! Не то что… – он полез в другой карман и извлёк оттуда, завёрнутую в чистый платок с цветастой вышивкой фотокарточку три на четыре, с которой смотрело миловидное женское лицо, обрамлённое светлыми локонами: – Моя Иринка! От-т-т такая женщина, когда любит и не злится. А так как танк. Лучше не подставляйся.

– Понимаю, – весело (насколько это возможно) тряхнул головой Алексей, изобразив заученную улыбку. – Друг, ну, при всём уважении… мне давно уже пора. Держим путь на запад! – он игриво тряхнул вновь, так, что фуражка едва не наехала козырьком на глаза.

– Да, дан приказ ему на запад… Ты это, если что – заглядывай. Когда поедешь обратно или вообще будешь в наших краях. Меня в комендатуре можно спросить, если что. У помощника военного коменданта, майора Лисицина… – тут он назвал с десяток фамилий и отчеств, приплюсовав ещё военврачиху 3-го ранга в окружном госпитале, которой следовало обратиться насчёт Машкиной беременности. – Если что надо, обязательно поможем.