– Господи, Таня… что?! Что с тобой?! Что?!

Она не была без сознания, обвила его шею рукой, прижимаясь лицом к его шее.

– Я… голова… закружилась, Ма-арик… ты… не бой-ся… сейчас… вода горячая была и… ох…

Она идти не могла, Марк легко поднял её на руки и донёс до постели.

– Врача надо, – проговорил Марк, оглянувшись на меня.

Я тут же вспомнил о Лётчике.

– Сейчас, сейчас, я вызову, – сказал я, доставая телефон.

Лётчик примчался быстро, рядом бродил где-то. Вот идти не хотел, а отойти далеко тоже сил не было.

Марк сам открыл ему дверь.

– О, Вьюгин… Валерий… э… – узнавая Лётчика, сказал он. Выходит, они знакомы?

– Палыч, – подсказал Лётчик, не глядя на Марка. – Валерий Палыч. Как Чкалов. Поэтому с детства меня прозвали Лётчик.

– Серьёзно? – Марк посмотрел на меня, осталось только кивнуть. – Вот это да, как мир тесен… А хотя… вы тут с Платоном, наверное… Я… у нас тут…

Надо сказать, Лётчик преобразился, бледный и строгий, спросил, где вымыть руки.

– Вот сюда. Понимаете, неожиданный приступ слабости… и… и вообще, она так похудела… и бледная… и… а да, роды были три месяца назад. Наверное, кесарево…

Я посмотрел на него удивлённо.

– Ну что? – будто сердито оправдываясь, сказал Марк. – У неё шов на животе…

– А вы не говорили об этом? – продолжил улыбаться я.

– Мы ещё ни о чём не говорили…

– Ну да… я так и понял, – хмыкнул я.

Марк даже не посмотрел на меня, он был обеспокоен, и шутки не проходили.

Лётчик разделся, вымыл руки, слушая бессвязные речи Марка. Потом посмотрел на него, ожидая, что его проводят к пациентке. Марк от растерянности и страха не сразу понял, чего он ждёт, поэтому я сказал:

– Вот сюда, Лётчик, – сказал я.

Он посмотрел на меня и сказал сухо:

– Когда я при исполнении, я – Валерий Палыч.

Я кивнул как школьник, как скажешь, Валерий Палыч.

Войдя в спальню, Лётчик нахмурился ещё больше, подойдя ближе к постели, становясь похожим на какую-то таксу на охоте, такой же напряжённый, длинноносый, сказал:

– Мне надо осмотреть больную, подождите за дверью.

Мы с Марком закивали, понимая, и закрыли дверь, выходя. Но примерно через полторы секунды услышали оттуда какой-то шум и хлопки, как пощёчины.

– Иди к чёрту! Иди ты к чёрту… ты… трупорез!.. Марк! Платон!.. Платон! Уберите его!

Мы с Марком переглянулись и вбежали внутрь. Лётчик стоял в шаге от кровати, на которой сидела лохматая и бледная Таня, запахивая халат на груди, сводя полы, пряча голые колени. Она и правда очень исхудала с тех пор, как мы не виделись, глаза ввалились даже…

– Какого чёрта он здесь?! Я, кажется, ещё не сдохла…

Лётчик проговорил, потирая щёку и продолжая мрачно смотреть на неё:

– Платон, уйми свою сестру, тут… не пойму ещё, но похоже… Короче, я должен сердце прослушать, а она…

Тут вступил Марк, он подсел к Тане, взял за руку.

– Танюша, Валерий Палыч очень хороший доктор, позволь ему осмотреть тебя? Он очень грамотный…

– Да какой он доктор, покойницкий эксперт! – воскликнула Таня, отбирая у него руку. – И не смотри на меня так, фу! Слащавые взгляды… терпеть не могу розовые слюни! Ещё Танечкой назови!

Ну разошлась… ничего слащавого в Марке никогда не было, и сейчас он ласков и только. Он терпеливо произнёс.

– Танюша, покойники – это в прошлом. Теперь он доктор… Он в Чечне мне жизнь спас.

Таня вдруг осеклась, посмотрела на Марка, хмурясь немного похожая на пьяную.

– Что он сделал?

– Спас мне жизнь, правда-правда, дал свою кровь, притом сам чуть от этого не умер. Много дал, а у самого сделался сердечный припадок, – сказал Марк.

Я удивлённо посмотрел на Лётчика, тот только пожал плечами в ответ, будто говоря: «Правда, чё»… Что за причудливая вышивка у тебя здесь, Господи, столько крестиков и узелков…