Кстати, с Володей я до отъезда таки не увиделась, но мы говорили по телефону. Он с грустной улыбкой в голосе, я чувствовала её на расстоянии.

– Привезли оставшуюся мебель.

– Хорошо теперь?

– Хорошо всё, что ты делаешь, – сказал Володя. – Мы уезжаем завтра.

– Это я помню. В Киев?

– Да, потом Донецк, Одесса, Ростов… потом вернёмся на неделю, и снова… а… ты?

– Я вернусь в конце июня.

– Танюшка-а…

– Не тоскуй, Володя, время быстро пробежит за работой. К тому же вы новый альбом начали.

– Это да…

– Тебе сейчас кажется, что тебя сковала тоска, а как стронетесь с места, всё сразу изменится. Как всегда.

– Да-да… приезжай хоть… на денёк?

Я засмеялась, чтобы рассеять его тоску немного.

– Как у Пугачевой в старой песне, помнишь?

– Не помню… – пробормотал Володя.

Конечно, я могла бы поехать к нему, и даже не раз, но как я могла сделать это теперь, когда Марк оказался прав в том, что я рисковала и разболелась из-за того, что не послушалась его, и он вынужден был ухаживать за мной столько дней. И что я скажу, «милый, я поеду, проведаю Володю»? Если бы это было раньше, я бы так и сделала со спокойной душой, потому что была уверена, что ему это безразлично. Но теперь я не была в этом уверена. Он ничего такого не говорил, не намекал даже, но я стала это чувствовать.

Что делать с этим я пока не думала, потому решила, что время само всё расставит по местам, здоровье наладится и всё вернётся на круги своя. Хотя бы и Боги уже вернулся. Как напугало меня это чёртово опознание, нельзя описать. Уже то, что приходится смотреть не на такого мертвеца, каких мы видели, когда занимались анатомией: вымоченного в формалине, бледного, всего какого-то аккуратного, будто он и не человек и никогда не был человеком, а просто такой помощник. Пособие, одним словом.

А здесь… это был не просто настоящий мертвый человек, притом страшно изуродованный, почти без лица, вернее, с сожжённым лицом и большей частью тела, как узнать кого-то в таком виде? Я так испугалась в первые мгновения, что всё поплыло у меня перед глазами, тем более что они заранее напугали меня, конечно, своим звонком и всеми этими предисловиями, так что я была напряжена до предела ещё до того, как они подняли своё страшное покрывало над ним, которым служила страшноватая простыня не первый свежести, с чёрными штампами. Промелькнула даже мысль: неужели нас всех в конце ждут такие простыни?..

Но я заставила себя собраться и я помню, отчётливо и точно, что этот человек на цинковом столе в морге не был Боги. Браслет, конечно, аргумент и это первое, что я вспомнила и пока спорила с ними, немного пришла в себя от первого потрясения, собралась с мыслями и зрением, но браслет, действительно, можно снять, подумаешь, перекусил звено и свободен, почему Боги было не сделать это? И хотя я была уверена, что Боги не снял бы мой подарок, но всё могло быть.

Но главное было совсем не в браслете, конечно. Просто, это был не он, не Боги. Я его знаю близко много лет, помню, как совсем заросла волосами его грудь и волосы стали появляться на спине, что меня смешило, а он не верил и просил показать в зеркале. Я знаю, какой формы его грудь и плечи, руки… голова, в конце концов. Да, тот человек сильно обгорел, но форма тела не изменилась бы настолько, чтобы я могла ошибиться.

И теперь я стала чаще думать о Боги и вспоминать, какой он славный, верный друг и влюблённый. И как я жалела теперь, что просила его не звонить и забыть меня и Москву хотя бы на время. Как это получилось нехорошо… и как тревожно теперь, несмотря на мою уверенность, что я видела не его тело, я теперь волновалась о нём. Ведь паспорт-то как-то оказался при этом трупе. Наверное, это и было тем, что украли у Боги, когда вскрыли замки в его мастерской.