Быть: и ночь, и тишина, и то, что простыло
С телом сосен, камней, моим в рубашке,
Всё, что простыло, как след комара на ляжке.
Был день. Глядь – ночь, звёзды караула.
Гляжу в небо меж стволов, как в чёрное дуло.
Там, в кромешной тишине, глубоко в Боге
Мысли мои сошлись на миг молчаньем в итоге.
Затаённый мох в ногах держал мою тяжесть.
Сосен кровли в головах созерцали схожесть
Побережья влажных дум тусклого залива
И моих безбрежных. Шум дрожал в нас, как слива
Белоснежная в цвету, в самом апогее
Перед ветром вдалеке, где хлопнул на рее
Парус плаванья в ночи учебного барка.
Так пугалась тишь во мне. Так ждал я подарка
От кого-то за плечом, где сосны темнели,
Что месяц кривым мечом звенел еле-еле
Над огромной для души окрестностью шеи,
И ветра первый порыв был мысли свежее.
Небо встало, зашумев заливом в просветах
Чёрных силуэтов крон, сосен, в скелетах
Одичалой тишины, в бору побережья.
Стал хмелен глоток слюны, солён от безбожья,
Одиночества слов, гремевших в гортани,
Будто рухнула мощь тишины в фонтане.
Но затем, видит Бог, я рог моря в соснах
Различил и поволок ноги в нервах косных
Туда на пляж, где гремел Творец морем в берег,
Туда, где скакал топляк, дул шквал без истерик.
Я увидел вблизи, насколько природа
Величавее нас, как наша порода
Истерична, когда Творец нас покинет,
И стихия в тот разрыв поступками ринет.
Стало весело мне. Вскрылись чуда свойства.
Есть мгновенья, когда время в нас геройства
Ждёт прилива, и риск отважиться словам
Так велик, что, не будь Бога в бестолковом
Крике, мы б, очумев, не постигли крика.
Чудо ж так нас берёт, что Бога улика
В наших жестах – восторг, внезапная точность,
Будто нас стерегла не явь, но заочность.
Всё сбылось в час, когда сосны, встав за мною,
Пришли к морю на зов Творца над волною,
Пришли к морю познать Создателя мира,
Мерный времени труд, тебя, моя лира,
Древний Духа познать образ в грозном хоре
Раздымавшихся вод, человека в море.
Ночью, на камень сев на пляже знобящем,
Я гляжу на песок в заливе летящем.
Не поднять мне песка всей крови приливом.
Сосны машут мне вслед – счастливо! счастливо!
1970
«За садом вздрогнул свет и, падая, погас…»
За садом вздрогнул свет и, падая, погас.
Деревню усыпил свирелью Волопас.
И в тёмной тишине в тональности A-dur
Валторной золотой даль огласил Арктур.
И тут же за бугром ему ответил пёс,
И сумрачный эфир осиплый лай донёс
До самых дальних звёзд – туда,
где Млечный Путь —
Прозябшая река, мерцающая ртуть…
На поле пал туман. В овраге фыркнул зверь.
Всё, что душе дано, – не завтра, но теперь,
Пока с реки сквозняк трубит в тебя, как в рог,
Ты – то же, что вода, и, как река, продрог.
1969
Летучий голландец
Давно так не звездило по ночам.
Всё осень, осень, облака да тучи…
Эпохи поворот тем круче, круче,
Чем чаще люди ходят по врачам.
Увы, меня не тронула простуда!
Хоть весь продрог, я не о том скорблю.
Смотрю в пучину в жуткой жажде чуда,
Но не дано разбиться кораблю.
Давно так не звездило по ночам.
Всё ветер, ветер, сумрак и ненастье…
Пусть непогода треплет наши снасти,
Но бури нет и дождь по мелочам.
Так муторно, что хочется к причалу.
Но берег, берег… это позади.
И плаванье не обратить к началу,
Когда ещё бессмертье впереди.
Давно так не звездило по ночам.
Всё свечи, свечи, тусклая каюта
И паруса в полёте без приюта,
Да ржавчина по доблестным мечам.
И, ужас наводящая, свобода,
Когда покой, как призрак в тишине.
И дух не утоляет непогода,
И вечный парус, парус при луне.
Давно так не звездило по ночам.
Всё бегство, бегство: комната и книги…
В пространстве – туч имперские квадриги,
В столетьях – плач всё видевшим очам.
Лишь палуба Летучего Голландца
Вне времени, законов, перемен.