В неприметном углу бара чудным образом прошмыгнула картинка из прошлого. Какое-то наваждение. И ничего бы примечательного, но я не привык цепляться за каждого знакомого. Правило для меня едино и к торжественным вечерам и к случайным встречам на улице/в переходе/в общественном транспорте (которым не пользуюсь). И дело не в скромности, просто не люблю пустую болтовню. Бесполезная трата времени. Но в этот раз невидимая рука схватила за что-то очень глубокое и прям-таки потащила за призраком прошлого в сторону дальнего углового столика. Показалось. Всего лишь девушки в простецких платьях цедили коктейли из мартинок. По возрасту близко к тридцатке. Не мой сорт. Что ж, и на старуху бывает…

– Ваня?

– Наташа?

Перед глазами словно заработал проектор, транслирующий картинки давно минувших дней. Вот тебе и показалось…

Как мы развлекались

«Что нам стоит

стырить поезд?»

Древнеримская поговорка. Наверное.

Всё началось лет десять тому назад, а то и все двенадцать. Была поздняя весна и самая жаркая за последние несколько лет.

Мне шестнадцать. Пубертат в полном разгаре неприятным образом изматывал нервы. Однако я старался держать себя в руках. Дело в том, что не люблю насилие. Никогда не понимал разговоров, что насилие якобы заманчиво само по себе. Так могут ошибаться только те, кто сами страшатся его подобно смерти: представляют как первородную силу, сравнимую с жаждой или похотью. Неудачники с зарубцевавшимися черточками на заднице. Нет – насилие лишь инструмент. Гаечный ключ, подтянуть разболтавшееся своеволие. Или сколотить свой пьедестал на иерархии власти. И не говорите, что такие желания вам чужды. Порывы стать больше, превознестись над челами пульсирует очень глубоко у каждого: от солдата до послушника.

Но чтобы что-то в том достичь, необходима железная воля. Вот вам и другое применение насилия – смазать проржавевшие шестерёнки механизма превосходства.

Всё так просто? Чёрта-с-два! Может когда-то и мерились размером дубин, но в итоге победили легковесные заострённые копья. А в социуме всё и подавно запутаннее. Тут нужно быть прытким, гибким, ушлым и хитрым. Но более того, высокомерным. Высокомерие держит внутреннюю дисциплину и не даёт пасть, потворствуя слабостям, ступенью ниже. Зачем опускаться к уже преодолённому? Голову выше и хватку крепче. Поверьте, люди такое ценят.

И, казалось бы, а есть ли предел? Ну как… Постойте в спарринге с профессиональным бойцом. Хрен выстоишь! А когда-нибудь всё равно да придётся упасть. Главное не пропустить поражение через себя. Вот скажите, кто с уверенностью станет говорить о проигрыше? Гордиться тем, что опустил руки? Нет же, вступают отговорки: то обстоятельства, то "они толпой", то "что я мог сделать против профи?" и т. д. Проигрыш – это что-то сокровенное, личное. Что спрятано за семью замками в глубочайшем погребе души, подальше от посторонних глаз. И лишь в редких случаях показывается на свет. Разве что в великосветском обществе таких же анонимных неудачников. Но, что интересно, для признания собственного фиаско (от личностного до досадной импотенции) требуется больше мужества, нежели возносить знамя победы. И, я не знаю, как это ещё назвать, но все те семь замков в закоулках души ещё как сдавливают руки, будто оковы. Словно вешая один за другим из семи (а ведь где-то ещё это смертное число упоминалось, не?) сковываем не проблему, а себя. Стыдясь, что не удались. Стыдясь, что не победили. Или не доказали. И чахнем в собственноручно отстроенный клетках, даже не понимая, что превосходство есть и в поражении.

Подобные размышления не давали мне покоя и сейчас – под тёплым полуденным майским солнцем. Пацаны все до одного поддались сонной полдничной неге и развалились на газоне кто где. Не было желания даже трепаться языком. Я, как главный из обормотов, примостил пятую точку на разогретый весенним солнцем парапет и будто возвышался над распластанными телами. Рядом с моим ботинком была башка Сани, сорвиголовы и агрессивного анархиста, который вопреки своему характеру пригвоздил задумчивый взгляд к небу. Разбитыми губами он жмякал стебель какого-то сорняка и словно бы пережёвывал что-то своё. Дородная туша Роди, полусидя, горбилась по центру, слева от Сани, загораживая тому солнце. Но оба, странно, молчали, когда как в другое бы время сцепились из-за этой по*боты. Сегодня Родя казался не в себе, будто случайно раздавил намедни огромной ногой (шутка ли – его рост под два метра!) какое-нибудь крохотное создание. И только Боря пытался занять себя тупорылой шуткой: лёжа на спине елозил руками-ногами по траве – изображал снежного ангела. Хоть молчал и на том спасибо! Один Стас стоял особняком поодаль – на стрёме. Там ему и место.