– А она?

– Она? Да точно такая же. Вся в сына. Такая же наглая и постоянно чем-то недовольна…

– Официант! – крикнула Серафима в сторону кухни. Оттуда выскочил высокий молодой человек лет 27 и с натянутой улыбкой принялся выслушивать заказ.

– Это один из служащих?

– Да, я вам про него рассказывал – Ручкин Глеб Глебович. Певец, зазывала, официант, и уборщиком может быть.

– Угу. А он без дела не сидит, как я вижу.

– Да… неплохой парень. А уж певец так вообще.

– А она? – кивая на попивающую чай? старушку.

– Ну, тихая такая… Даже не знаю, что ещё сказать… Троянская – фамилия.

В этот момент в столовую под ручку явилась молодая пара. Когда они уселись за столик, официант Ручкин, возвращаясь от Прекрасных, подошёл к ним. Они решили обойтись только кофе. Я выжидающе поглядел на Бочёнкина.

– У них, как я понимаю, медовый месяц. Друг от дружки не отходят… Что сказать… воспитанные, наверное… утром здороваются.

– Но не сейчас.

Бочёнкин пожал плечами.

Молодожёны тоже не питали иллюзий по поводу меня. Они пару раз бросили на меня осторожный взгляд и тут же спрятали. Жениху было не больше 25, брюнет, на лице выделялась излишняя бледность. Невесте около 20. На вид милая, миниатюрная девушка с длинными прямыми каштановыми волосами. Кожа её была на чуточку оттенков живее. На щеке красовалась родинка.

– Вы не назвали их.

– Ивановы. Э, его вроде, как я слышал, когда она его звала, зовут Денис, а он её Анютой зовёт.

– Аня, значит… Военного что-то не видать, – оглядываясь вокруг. Бочёнкин на это задействовал плечи. – Ладно, расскажите пока мне, кто в какой каюте живёт?

– Они (Ивановы) во 2-й.

– Угу, напротив Шифера.

– Да.

– Угу.

– Они (Прекрасные) в 6-й.

– Напротив меня.

– Да, старушка в 3-й, соседка убитого.

– Угу, а военный?

– Военный в 4-й, напротив неё.

– А вы в 8-й.

– А вы в 5-й.

– А в 7-й кто живёт? Всю ночь мне спать не давали. У кого там праздник был?

– Там живут Ручкин, Николаев и Пузо.

– И всё?

– Да, а что?

– Ничего.

– 7-ю каюту мы всегда держим для персонала.

– А капитан, как я понимаю, целые сутки у себя в рубке живёт, да?

– Да, да, это его личная каюта.

– У вас ведь тоже личная каюта выходит.

– Ну да… просто мне необходима тишина.

– Понимаю-понимаю. А не тесно им втроём?

– А что делать? Пузо, конечно, иногда может здесь переночевать или в кухне, или в трюме.

– А что у вас в трюме?

– Склад: еда, инструменты.

– Угу.

– Так как билетов было продано на шесть кают, Ручкин до убийства жил в вашей. Но из-за вас ему пришлось съехать.

В этот момент из кухни, держа в согнутой вверх руке поднос, вышел Ручкин и двинулся в нашу сторону.

– Ты куда? – спросил Бочёнкин, когда тот вознамерился выйти с подносом в коридор.

– Суворову, – ответил Ручкин, остановившись у выхода. Бочёнкин недоумённо уставился на него. – Долг, – сказал Ручкин и исчез.

– Нам поесть принеси! – крикнул ему вдогонку Бочёнкин.

– Военный, значит, сегодня к нам не придёт?

– Получается.

– Это что, тоже за деньги – принести завтрак в каюту?

– Наверное.

– Долг… хм, – сказал я себе, призадумавшись.

– Вечером вы его точно увидите, это я вам обещаю. Вечером у нас концерт, а уж его он точно не пропустит. Все два прошлых раза сидел прямо перед сценой. А хлопал даже громче, чем Пузо!

– Ну вечером так вечером… Знаете, Анатолий Викторович, мне в моём расследовании очень помогает рассуждение вслух и желательно с кем-нибудь… Если это вас не затруднит, не согласитесь ли вы, Анатолий Викторович, стать моим помощником?

– Я?

– Да.

– О, конечно, я буду рад.

– Вы к тому же служитель порядка. И знаете, наверное, как ведутся расследования. – Бочёнкин тупо глядел на меня. – Случались ли в вашей работе ещё какие-нибудь ЧП?