Мара и ее муж Аркаша, оба полные, приветливые и улыбчивые, встречали меня на конечной остановке автобуса в Кфар Сабе. В соответствии с их культурно-оздоровительной программой расслабляться нам предстояло на природе, в country club (загородном клубе). Клуб содержится на деньги профсоюза, а мои друзья состоят его активными членами – и профсоюза и клуба. На небольшой парковой территории есть сауна, два бассейна, тренажерный зал, площадки для спортивных игр, и все это в окружении цветов и лужаек с разбросанными шезлонгами и столиками. Пользоваться услугами таких клубов, а их множество в стране, члены профсоюза могут хоть каждый день.

По пути друзья мне рассказали, как вообще израильские фирмы заботятся о своих сотрудниках. Авиационная компания, в которой работает муж Мары, каждому, кто четыре месяца не брал больничный лист, к отпуску прибавляет еще один день. Если не болел год, получаешь три дня. Каждый год инженеры имеют возможность поехать на три дня совершенствоваться за границу. Сам Аркаша накопил за три года девять дней и в прошлом году ездил в Россию.

Мы с Марой поплавали в бассейне, поболтали ногами, сидя на бортике джакузи, и поболтали языками, сидя в шезлонгах. А в это время наш мужчина в тренажерном зале под наблюдением инструктора бегал на движущейся ленте и выжимал гири. Потом мы все переоделись, сели в машину и вернулись домой, чтобы с аппетитом пообедать.

– Если гистадрут заботится о своих членах так же, как в этом замечательном клубе, я верю, что вам живется под его крылом неплохо.

Вечером мы были приглашены на чай к Мариной сестре, которую я помнила еще маленькой девочкой. Нынче девочка стала уверенной деловой женщиной, матерью семейства. Ее двадцатичетырехлетний сын седьмой год служит в армии в ракетных войсках и одновременно учится в университете на биофаке (это, наверное, только у них так можно – служить и учиться). Мама сестер в возрасте восьмидесяти лет, ее я тоже отлично помнила, выглядит вполне светской дамой. Она дни проводит дома, а вечерами, когда не жарко, выходит на воздух и сидит на лавочке с такими же старушками, ну совсем как у нас на Гражданке или в Купчино. Несколько лет назад ее разбил паралич, но усилиями дочерей и силой воли она встала и потихоньку передвигается. В этом открытом доме постоянно кто-то гостит, семейство очень хлебосольное и жизнерадостное.

На обратном пути мы шли с сестрами по южной благоухающей Кфар Сабе и под звон цикад вспоминали ленинградское детство.

Утром Мара пригласила меня на прогулку по парку. Там в тени эвкалиптов, громадных с ободранными стволами и причудливо торчащими из земли корнями, мы продолжали нескончаемую беседу. Наболевший вопрос был об интефаде, она продолжалась в стране уже пять лет. Семейство непосредственно страдало от осложнения отношений.

– Рядом с Кфар Сабой находятся арабские деревушки, мы еженедельно ездили к ним отовариваться, особенно в субботу. Были у нас постоянные продавцы, дружили с ними много лет. А теперь туда нельзя – кордоны, да и просто опасно, камнями закидают.

На мои намерения съездить в Вифлеем Аркаша резко отреагировал:

– И не думай, не рекомендую. Арабы относятся к нам неплохо. Но их настраивают.

Вечером после прогулки мы трогательно прощались с сестрами. В ответ на мои скромные сувениры Мара надела мне на шею серебряную цепочку с «хамсой», рукой Всевышнего, от сглаза. Ее сестричка, зная нашу бедность и полное отсутствие в обращении «зелененьких», подарила конверт с бумажкой в сто долларов, вызвав у меня чувство неполноценности и робкого протеста.