Золотая струя медленно, тихо и грустно распалась на буквы. Скоро на полу можно было прочитать:

– Да… – вздрогнув, сказал Агоний. Он даже потряс головой. – Пожалуй, это всё он. Его почерк, – взяв за волосы Лествария, Агоний с силой хватил его головой о край стола. Верхняя часть головы отскочила, и от края блестящей золотой чаши стали откалываться и падать на пол медленные грустные капли, складывающиеся в буквы:

– Странно, – сказал Агоний. – Я думал, что мы узнаем всё-таки значительно побольше.

Он высоко поднял Лествария и с силой швырнул его на пол. Но из всех шариков и ромбиков составилось ещё всего только два слова:

Агоний и О’де Бест долго и вяло смотрели на мерцающие и переливающиеся буквы. Затем Агоний взял большой немытый веник и стал медленно и грустно сметать слова в одну кучку. Кучка снова распалась на буквы. Увидев итог, О’де Бест почернел от ужаса. На полу было написано на этот раз лишь одно слово:

Посмотрев на О’де Беста, Агоний Бёрнс вскочил и с размаху ударил его кованым носком сапога в глаз.

О«де Бест пришёл в себя, но лучше ему не стало.

– Теперь я уже просто Бест, – прошепелявил он.

Пассажирский поезд №373 Москва – Караганда только что миновал небольшую платформу Дертипиговка и приближался к важной узловой станции Нетворк, где должен бы был бы работать ночной вокзальный буфет. Публицист Агоний Бёрнс и плотник Порфирий Бест с большим кровоподтёком вокруг заклеенного жёлтым пластырем левого глаза хотели жрать и вглядывались в тёмное окно с явным нетерпением.

Конец ознакомительного фрагмента.