– Паршин – ты?! Откуда? Я, блин, думал ты четвертый литр у Зыкина дома допиваешь, а ты тут, бродяга!

Буквально час назад конопатый рыжеватый Ханькин забегал в кабинет Зыкина и с горечью, по причине дежурства, отказывался от стакана. Закусил «всухомятку» парой бутербродов и пожелал ребятам отдохнуть еще и «за того парня, за тех, кто в море».

Приезд по «адресу» Саши Ханькина Паршин посчитал хорошим знаком: отличный Александр мужик. Дельный, головастый, без чинодральских фанаберий. Добро людское помнит.

Со следователем тоже повезло: от СКП приехал Дима Павлов, которого Паршин не просто как облупленно знал, сам в люди выводил. Лет пять назад Дима сыщика Олегом Сергеевичем величал, хотя разница в годах не великая. Уважал, чертяка, увидев, издали кланялся и улыбался.

По инерции он с пониманием отнесся к просьбе старшего приятеля не набирать понятых из близлежащих квартир, а пригласить кого-то из охраны или обслуги дома.

Три года назад и Ханькин, и Павлов грудью вставали на защиту Паршина, когда того заставили уволиться из органов за избиение на уличном задержании гада-насильника, оказавшегося сынком высокопоставленного чина.

Примерно в половине одиннадцатого основные следственные мероприятия были завершены, эксперты отбыли; три приятеля расселись по креслам-диванам Юлиной гостиной, и Саша Ханькин выразился так:

– Хреновые твои дела, Сергеич. Хорошо хоть… Прости, не в качестве недоверия, а для порядка я Зыкину звонил, и тот подтвердил, что ты встретил дамочку на их глазах, случайно. Все подтвердили, что ты предлагал ребятам в кабаке продолжить, но Зыкин настоял и вас к себе повез. Вдова тебя из магазина чуть ли ни силком в гости уволокла. И должен понимать, если б не наше старое знакомство, увез бы я вас с дамочкой отсюда… на ночевку не по адресу. Улик, Сергеич, выше крыши.

– Хватает, – весомо согласился Дима Павлов.

Олег не обижался. Не пыжился и не изображал. Смотрел на ребят исподлобья, ждал пока те сами «хреновую» ситуацию дополнят деталями.

– Экспертиза обозначила время смерти как девятнадцать двадцать с малым люфтом, – продолжил Ханькин. – Ты и вдова появились в доме аккурат в это самое время. На даме был платок, позже обнаруженный под трупом. На орудии убийства отпечатки пальцев только Котовой и убиенного. В комнате следы беспорядка.

Пока ничего нового сыщик не услышал. Опыта хватило и без пояснений суть схватить – куда ж от очевидного и отпечатков Юли на домашней вещи денешься? Но отпечатки говорят только о том, что Паршин за кочергу не брался (если только в перчатках) и позже отпечатки не уничтожал, раз сохранились «вензеля» хозяев.

Так что – «вензеля» не катят. В отличие от времени убийства и изумрудного платка.

– Что скажешь? – Ханькин смотрел на Олега с легким смущением.

– В квартире кто-то был, когда мы сюда зашли, – с уверенностью, которую не слишком ощущал, заявил Олег.

– Ты что-то видел, слышал? – слегка воодушевился опер.

– Нет. Но от кухни до входной двери длинный коридор с поворотом – ни черта не видно. Кто-то мог незаметно выйти после нашего прихода, иначе появление под трупом платка не объяснить.

– А грохот посуды? – скривился капитан.

– Слушай, Саша, не притворяйся плохо сделанным, а! – раскипятился Паршин. – Ты сам все видел – локализация осколков конкретно возле двери, труп лежит в пяти метрах у окна и под ним ни одного осколка! На паркете четкие следы от соприкосновения посуды с полом – сверху вниз и ни разу наискосок! Ты сам сто раз видел: когда разборки с битьем посуды идут, она в разные стороны летит! Об пол, о стену, сикось-накось! Убийца мог настроить этажей из тонкой посуды, сделать упор на дверную ручку, и как только Юля повернула ручку – все рассыпалось, разбилось! Грохот был кошмарный, специально для свекрови на нижнем этаже подстроенный!