И у самого лифта обнаружила, что потеряла своего спутника.

«Буду держаться рядом, как же», – мысленно передразнила Рена, предприняв бесполезную попытку отыскать его своим покалеченным углом обзора в толпе.

– Irasshaimase* («Добро пожаловать. Проходите» – яп.), – поприветствовала собравшуюся у лифта группку в десять человек улыбчивая японка в строгом темно-синем костюме, шарфике-бабочке и белых перчатках – ее внешний облик живо напомнил мне стюардессу и малоприятные впечатления от полета. – Hai, dōzo* («Прошу» – яп.).

Площадка, уходящая в небо на высоту в триста пятьдесят метров, встретила совершенно несовместимыми вещами: освежающей прохладой и многолюдной толпой туристов, степенно гуляющих вдоль панорамных стекол. А вид за оным открывался поистине изумительный: огромный мегаполис, раскинувшийся на многие километры, то и дело подмигивал пестрыми огнями, словно приглашал окунуться в сказку наяву.

И я послушно проследовала к ближайшему сказочному окну, попутно распутывая наушники. Только лишь зазвучала мелодия, как свет на площадке погас, и по стене побежали радостные блики, чествующие скорый приход Рождества: олени, снежинки, ели – все смешалось в чарующем хороводе огней.

И счастье взорвалось в моей груди мириадами ликующих искр.

Впрочем, к великому сожалению, оно так же быстро и погасло.

– Что играет? – правый наушник был бесцеремонно выдернут из самого уха, – Within Temptation, серьезно?

Лукавый прищур голубых глаз придал Ларри Миямото неожиданное сходство с коренными уроженцами Токио.

– Что-то не нравится? – уточнила я, раздраженно выхватив из его рук свое добро.

– Так вот, что слушают современные девушки, – гид проигнорировал вопрос, да и весь мой недовольный облик.

– Не вас же одного слушать? – парировала я и поспешила ретироваться, однако неугомонный Миямото уверенно оперся плечом о стеклянное заграждение, полностью преградив мне путь. – Пропустите, пожалуйста, – мой голос оставался спокойным, хотя внутри все горело от едва сдерживаемого раздражения.

Несмотря на свои несомненные обаяние и шарм, этот тип был мне отчего-то неприятен. Хотя возможно, причина была лишь в том, что интровертам в принципе мало кто нравится.

– А вот я бы тебя послушал, – тихим стальным голосом поведал парень, почти вплотную приблизившись, отчего у меня по спине побежали мурашки.

На мое счастье в этот момент на площадке снова зажегся свет, и Ларри со скоростью таракана-иждивенца незаметно исчез в ближайшей тени. Я облегченно вздохнула и поспешила затеряться в толпе, больше не рискуя подходить к панорамным окнам.

Возвращение в автобус обошлось без приключений. Поуютнее устроившись у окна, я с сожалением покосилась на пустое соседнее сиденье. Поймав дружелюбный взгляд маньякоподобного, поспешила отвернуться к окну.

Подумаешь, не пришел. Мне-то что? Я его едва знаю, да и вообще покой уютного одиночества мне нравится куда больше, нежели непредсказуемые всполохи беспокойных чувств.

Но плащ на соседнее сиденье все же класть не стала.

Японское утро в номере 724 поприветствовало бодрящей прохладой. Я поежилась и лишь поплотнее укуталась в одеяло… чтобы через минуту подскочить от зубодробильной трели будильника.

Негромко выругавшись в мягкую подушку, сонно потянулась, с наслаждением отметив, что шея освободила меня из болевого плена. Настроение взлетело до небес: даешь новый прекрасный день!

С опаской прошмыгнула мимо унитаза с подогревом: вчера при близком изучении сложного и, несомненно, гениального устройства я получила плевком в любопытную моську. В прямом смысле этого слова: слегка склонившись над несложной по японским меркам инструкцией, я случайно оперлась рукой на одну из многочисленных кнопок и… приняла самый экстравагантный в своей недолгой жизни душ. Затем унитаз одобрительно загудел, зашипел и утешил меня пятисекундным обдувом теплого воздуха. Мол, давай без обид. Обижаться не стала и попросту закрыла кнопочную панель крышкой с твердым намерением оставить подробное изучение конструкции до лучших времен. Например, никогда.