– А недовольные?

– Их не было.

– Совсем?

– Ну… были те, кто молчал…

Делает паузу. Глядит в пустоту.

– Сумуэль становился всё более жёстким и несговорчивым. Он всё реже советовался со мной. Чаще принимал решения сам. Стал раздражительным и нервным. Я уверял себя, что от усталости, от напряжения и отсутствия отдыха. На попытки поговорить об этом, он упрямо молчал и не слушал меня. На заседаниях совета партии всё реже и реже давал другим возможность высказаться. Порой вёл себя агрессивно. Прилюдно мог накричать на кого-нибудь, что за ним раньше никогда не замечали. Отметал все попытки найти компромисс, не слушал чужое мнение…

Совет Министров, партийная верхушка – вторили ему. Атмосфера стала меняться. Работать становилось всё тяжелее. Люди – упрямее и злее. Словно мы перешагнули невидимый барьер. Что-то в обществе изменилось. Изменилось в политике. Да во всех сферах. Я видел, как гаснут улыбки. На их место приходят суровые и озабоченные лица. Замечал, как открытые и жизнерадостные люди становятся подозрительными, угрюмыми и резкими. Напряжёнными. Злыми.

Сейчас я описываю это в двух словах. Но на эти изменения ушли годы. Медленно, но неотвратимо мы приближались к точке невозврата…

– Что стало для вас этой точкой? – перебиваю я.

Мистер Борроу молчит. Шумно выдыхает.

– Он пригласил меня в кабинет и дал личное поручение. Без свидетелей. Попросил присесть и предложил выпить. Я сильно удивился. Он никогда не употреблял спиртного. Я и не думал, что в его кабинете найдётся что-то подобное. Мы выпили. Самуэль  объяснил мне, мою задачу.

«Я могу доверить это только тебе», – закончил он. – «Ни о чём не спрашивай, просто сделай как я говорю».

Через две недели, на спутнике Кеплера – Цироне, я встретился с одним человеком. С Земли. Он ждал меня на старом, заброшенном горном комбинате. С вооружённой охраной. Я был один. Это было его условие. Шаттл высадил меня и поднялся обратно на орбиту, ждать моего сигнала.

Я сделал всё, как мне было велено. Побеседовал с этим немногословным человеком. Передал ему документы, которые мне вручил Самуэль. И улетел. Получив от того джентльмена маленький запечатанный конверт. По возвращении домой я передал его лично Самуэлю. В присутствии меня одного, с плохо скрываемым нетерпением, он вскрыл его. Изучил содержимое и спросил:

– Ты выполнил мою просьбу?

– Я думаю, этому человеку можно верить. В его глазах лишь алчность. Он выполнит обещанное.

Мария Сиваль

– Если говорить честно, я плохо помню те дни. Нескончаемая вереница допросов, угроз и тёмных ночей, которые я проводила в подвале полицейского участка, постоянно плача. Я была напугана. Проклинала себя, что не покинула планету, пока была возможность. Боялась завтрашнего дня и того, что со мной могут сделать эти люди. Я осталась одна. Помочь мне было некому. Моё происхождение стало моей единственной виной. И проклятьем.

Камера – маленькая клетка два на два метра с крошечным окошком у потолка, да жёсткая скамья у стены. Вот и вся обстановка, даже негде справить потребности. Мне приходилось кричать охраннику, унижаться, прося его разрешения пройти в уборную. Видели бы Вы, его лицо, когда это случалось. Кормили скудно, пару раз в день мне приносили воды и немного еды, не всегда свежей. Но я быстро привыкла. Голодный человек становится менее разборчивым и менее брезгливым…

Наверное, они думали, что я шпион. (улыбается). Конечно, документы и личное дело с работы, да допросы моих коллег, не подтверждали это. В этом плане от меня взять было нечего. От меня отстали. Ограничившись содержанием под стражей. Я и этому была рада. Страшно сидеть на стуле в присутствии людей, которые ненавидят тебя, требуют отвечать на вопросы, кричат и угрожают, а тебе и сказать то нечего, только раз за разом повторять то, что уже говорила.